основные блюда были съедены, мы шли с тестем курить. Обсуждали нюансы стройки, закачанный сериал, вспоминали армейскую службу, или тесть рассказывал про тонкости варения самогона.
– Хвосты отдельно, а головы отдельно. Главное, все рассчитать. Я на этом уже собаку съел, – говорил тесть, посматривая на пылящиеся баки, в которых когда-то шли спиртовые процессы.
– А на солоде не пробовал? – поддерживал я разговор.
– Не. Нахуй! Слишком геморройно. У меня нет столько ресурсов, – говорил он и следом рассказывал все про варку виски.
Вернувшись за стол, тесть громко сообщал свое желание:
– Чаю бы! – И теща вставала из-за стола и шла на кухню ставить чайник. – И булку с маслом, – добавлял тесть чуть громче, чтобы было слышно на кухне.
Эта «булка с маслом» вызывала у меня изумление. Как она после всего съеденного в него вмещалась? Если не было булки, тесть заказывал мороженое. Им и я мог шлифануть съеденное.
– Спасибо всем! – говорил он, поднимаясь из-за стола, и шел к себе в комнату еще немного посмотреть телевизор перед сном, предварительно взяв со стола максимальное количество грязной посуды, чтобы занести ее по дороге на кухню. Это было, пожалуй, единственное, в чем он помогал по быту.
Я наливал последнюю «половинку», и теща, поблагодарив всех, шла за ним.
– Спокойной ночи, мам, – говорили мы с женой и с удовольствием выключали ТВ, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, заранее скачанный с торрента.
Когда я выхожу покурить в огород и вижу все эти уютные накренившиеся дома, я вспоминаю похожий частный сектор в моей родной Тульской области.
Посещал я его потому, что в детстве был членом Евангельской церкви. Они были последователями Всемирного пятидесятнического братства, самого многочисленного из всех направлений протестантизма.
Их учение было наиболее близким к баптизму. Они предпочитали называться христианами веры евангельской или христианами евангельской веры.
А если коротко – пятидесятники.
Чтобы объяснить, как меня занесло в секту, придется вспомнить историю, которая произошла с моей прабабушкой Наташей.
Наташа жила со своими родителями в Кимовске (Тульская область). В четырнадцать лет у нее отнялись ноги. Это произошло в день, когда началась Великая Отечественная. Она вспомнила о лежащей на подоконнике соседа-атеиста Библии. Попросила отца принести и читала с утра до вечера. Вскоре Наташа начала ходить. И креститься. Она стала православной.
Чтобы семья не умерла с голоду, отец переправил Наташу со старшим братом в Ростовскую область. В 1943-м они попали в немецкий плен. Их отправили в концлагерь на юге Германии.
Она почти не рассказывала, но, бывало, я раскручивал ее на обрывочные истории. Наташа рассказывала про самолет, от которого бегала со своей ростовской подружкой.
Представьте себе. Низенькая прабабушка, с голубыми яркими глазами и приятным старческим запахом, с неизменной Библией на кухонном столе, протягивает мне ириску
