style="font-size:15px;"> – Конечно, правда, – ответила Коко, и в ее голосе послышалась нотка прежней колкости. В глазах вспыхнул огонек. – Я знаю, что моей вины здесь нет. Ансель любил меня, и… хотя я не любила его так же, это не значит, что я любила его меньше. Уж точно я любила его больше тебя. – Хотя она говорила уверенно, на последнем слове ее голос дрогнул. – Так что возьми свои советы, снисхождение и жалость и засунь их себе в задницу.
Я не стал возражать, не желая ссориться. Пускай ругается. Я это выдержу.
Коко поднялась на ноги и ткнула в меня пальцем.
– Я не буду просто сидеть и слушать, как ты тут осуждаешь меня за то… за то… – Ее грудь вздымалась от прерывистого дыхания. По щеке скатилась одинокая слеза. Когда она упала на снег и зашипела, Коко обмякла. – За то, что я не в силах изменить, – договорила она так тихо, что я едва расслышал.
Медленно и неуклюже я поднялся и встал рядом с ней.
– Я не осуждаю тебя, Коко. И не жалею. – Она фыркнула, и я покачал головой. – Правда. Ансель был и моим другом. Ты не виновата в его смерти.
– Той ночью умер не только Ансель.
Мы посмотрели на тонкую струйку дыма, вздымавшуюся от ее слезы. Потом на небо.
Тяжелый дым, темный и зловещий, скрывал заходящее солнце. Но здесь его быть не должно. Мы уже много дней провели в дороге. Небо здесь, вдали от Цезарина – где дым поднимался от туннелей, собора, подземелий, замка, кладбищ, трактиров и переулков, – должно быть чистым. Но пламя, полыхавшее под столицей, не было обычным. Оно было черным, неестественным и неугасаемым, словно зародилось в недрах самого Ада.
Огонь Коко.
Огонь, дым которого сумел окутать все королевство.
Он горел жарче обычного пламени, пожирая туннели и несчастные души, запертые в них. Хуже того, по словам того рыбака, что пытался нас поймать и чей брат оказался посвящен в шассеры, никто не мог потушить этот огонь. Король Огюст сдерживал его, только расставив шассеров у каждого входа. Их балисарды не давали скверне распространиться.
Видимо, Ля-Вуазен не солгала. Прежде чем она успела сбежать в лес вместе с выжившими Алыми дамами, я оттащил ее в сторону в «Левиафане», и она предупредила меня: «Огонь живет вместе с ее горем. Пока Коко скорбит, будет полыхать и ее пламя».
Тулуз, Тьерри, Лиана и Терранс оказались в ловушке в туннелях.
– И все равно ты не виновата, Коко.
Ее лицо исказилось, когда она посмотрела на статую святой Магдалены.
– Мои слезы разожгли огонь. – Она тяжело села, прижала колени к груди и обхватила их. – Все погибли из-за меня.
– Погибли не все.
Я тут же подумал о мадам Лабелль. О ее путах из болиголова, сырой темнице. О жестких пальцах короля на ее подбородке, губах. Кровь закипела от ярости. И хотя я почувствовал к себе отвращение, на душе у меня немного полегчало. Из-за пламени Коко у короля Огюста, моего отца, появились дела поважнее моей матери.
Словно прочитав мои мысли, Коко сказала:
– До поры до времени.
Черт.
