полного счастья.
– Раньше тебе хватало совести не приводить шлюх в дом. А теперь что, кухарка будет находить их следы на кухне и докладывать мне?
– О, боюсь, что в этот раз ты сам привел ее в дом, папа, – улыбнулся Люциен невинной улыбкой. – Это же воспитанница графини.
– Что? – он быстро повернул голову и склонился вниз, приблизив глаза к лицу Лиссарины. – Боги, как неловко. Что же я за гостеприимный хозяин, если даже не могу без очков разглядеть свою маленькую гостью. Простите меня, мисс…?
– Эйнар, – сквозь стиснутые зубы пробурчала Лиссарина.
Гнев редко овладевал ею, но сейчас она негодовала и злилась так сильно, что заболели десны. Никто и никогда не называл ее шлюхой. И уж тем более она бы не подумала, что услышит это от Фабирона Монтфрея, идеального Эрцгерцога, на которого молится страна.
– Так вот, мисс Эйнар, надеюсь вы будете столь великодушны, чтобы простить старика. Слепота и темнота – не лучшие товарищи, когда дело касается поспешных суждений, вы так не считаете? Не держите на меня обид, иначе моя совесть не даст мне уснуть, а я так устал, что валюсь с ног.
Люциен фыркнул, но воздержался от комментариев.
Лиссарина посмотрела в глаза Фабирона как можно серьезно, давая понять, что не позволит подобного обращения к своей персоне, сколь бы ничтожна она ни была в сравнении с его положением. Что любая девушка заслуживает простого человеческого уважения, независимо от того, бедна она или богата. Что она ни капли не верит, будто он ее не узнал. Скорее уж, он и не обратил на нее внимание во время ужина, не удосужился запомнить кого-то настолько крошечного.
Но Фабирон смотрел на нее дружелюбно и даже слегка улыбался, словно правда извиняясь, и если он и разглядел что-то в ее глазах, то виду не подал. Лиссарине оставалось только смириться.
– Думаю, забыть об этом неловком случае в моих силах. Я не держу на вас зла, Ваша Светлость. Если вы позволите, я бы хотела вернуться в свою комнату.
– О, разумеется, – Фабирон посторонился, освобождая дорогу, но, когда Лиссарина уже держалась за ручку двери, окликнул ее. – Мисс Эйнар, у вас интересный цвет волос. Редкий.
– Седина – это ничуть не интересно, Ваша Светлость. И далеко не редкость.
И закрыла за собой дверь, прежде чем поступит ответ. И, должно быть, это можно расценить как грубость, но ей было все равно: ее только что за глаза обозвали таким оскорбительным для истинной леди словом. Могла же она позволить себе крошечное возмездие?
***
Утром ее разбудил настойчивый стук дверь, после которого в комнату ворвалась Ровенна и, запрыгнув на постель, принялась трясти ее за плечи.
– Вставай! Вставай! Мама уезжает! Вставай!
Лиссарина с трудом открыла один глаз и посмотрела на разрумянившееся лицо подруги. Недосыпание отозвалось ломотой в костях. До боли знакомое чувство.
– Встаю.
Через двадцать минут они уже стояли
