В жизни эта фраза звучит еще дерьмовее, чем на экране, и я очень надеюсь на спасительную группу захвата, которая прибудет сюда с халатом для меня и прикроет наконец-то мою наготу.
Но «обслуживание номеров» сегодня явно задерживается.
– Как давно ты здесь работаешь? – подает голос Ворон.
– Два месяца.
Это правда.
Ну почти.
Медведь смотрит на Ворона своим непроницаемо-черным взглядом. Я бы убила за то, чтобы проникнуть в его мысли. Но по их лицам ничего не прочтешь.
– Как тебя зовут? – теперь спрашивает Медведь.
– Луиза.
– Два месяца, значит… Тебя предупредили о том, что тебя ждет здесь, с нами?
Киваю. Это чертово собеседование нравится мне все меньше.
– Тогда на колени.
Моргаю.
– Что не ясно? – хмурится Медведь.
Неловко подтягиваю голые ноги, убирая их с колен Ворона. И снова седлаю Медведя так же, как сделала это, когда я только сюда вошла.
Мне очень не хватает моих трусиков, особенно теперь, когда мои ноги так широко и бесстыдно разведены. Возбужденные соски почти царапают твердую грудь в темной футболке, а все еще болтающийся под грудью лифчик не вызывает ничего кроме раздражения. Распаленная их прикосновениями кожа все еще слишком чувствительна. А я – слишком на взводе.
Я должна их ненавидеть.
Мужчины снова обмениваются взглядами.
Вижу, как Ворон едва заметно прикусывает губу. Черт. Кажется, я сделала что-то не то.
Я сижу так близко к Медведю, что вижу вкрапления зеленого в его глазах. Но он, в отличие от Ворона, не улыбается.
– Неужели я похож на Санта-Клауса, который позвал тебя посидеть у него на коленях, чтобы ты могла рассказать, какой хорошей девочкой была в этом году? Я сказал: встань на колени, Луиза.
Твою мать.
Я неверно его поняла.
Стекаю на пол, радуясь хотя бы тому, что больше не должна сидеть, широко раздвинув ноги. Пульсация между бедер сводит с меня с ума, и я сжимаю мышцы, надеясь, что это принесет хоть какую-то разрядку. Мое тело не должно ощущать того, что сейчас приносит мне такое острое наслаждение. Не здесь и не с этими мужчинами.
Они хотя бы больше не прикасаются ко мне, но мы по-прежнему одни в этой комнате. А снизу не доносится ни звука, который мог бы приободрить меня, что все идет по плану федералов.
Медведь шире расставляет ноги, и я понимаю, что он хочет, чтобы я подползла ближе, все еще оставаясь коленями на жестком ворсе стоптанного ковра.
Он нависает надо мной грозной тучей, широкоплечий мужчина в черной футболке с черными от татуировок рукавами, когда внезапно перехватывает пальцами подбородок и сильно задирает мою голову.
Я вынуждена смотреть ему в глаза, и мне совсем не нравится то, что я в них вижу.
– Так, значит, ты работаешь в этом
