Микке как раз исполнилось шесть, и никто не мог объяснить, почему бабушка не пришла к нему на день рождения.
– Это было ваше решение? – хрипло спросила Эмбер. Гордон усмехнулся.
– Если бы вы знали Софию, вы бы поняли всю абсурдность такого вопроса. Все решения она всегда принимала сама. Но я приложил немало усилий, чтобы убедить ее в том, что именно это ее решение было верным.
Он замолчал, глядя, как Гленн – или это был Арчи? – кривляясь, прыгает по траве, а брат скачет рядом, пытаясь отобрать у него маленький желтый дрон с двумя сломанными пропеллерами.
– Она… сомневалась?
– Нет, – сказал Гордон. – Сомневался я. Но тогда, тридцать шесть лет назад, мне всё же казалось, что я ее этим… спасаю.
– А сейчас?
Гордон глубоко вздохнул.
– Сейчас я полагаю, что смерть – важная часть жизни, – медленно сказал он. – Из нашего предыдущего разговора вы могли бы уже это понять.
– Чьей жизни? – с неожиданной злостью произнесла Эмбер.
Лицо у нее горело, веки опухли. К толстой влажной щеке прилипла жиденькая синяя прядь. Гордон подумал, что никогда в жизни не видел ничего более прекрасного.
– У вашей Кайры есть еще несколько хороших лет, которые она может провести здесь, с вами, – сказал он. – Неужели это совсем ничего не стоит?
– Полтора, – Эмбер всхлипнула и откашлялась. – Полтора года – это на терапии, которая сама по себе…
Она покачала головой и замолчала, тщательно разглаживая пальцами веселенькую обложку своего коммуникатора.
– Мы всё время говорим об этом, – тихо сказала Эмбер. – Только об этом, вообще больше ни о чем. Я даже забыла, что бывают другие темы для разговора. И я… я всё понимаю: это ее жизнь, ее тело, только она решает, но… Ведь я же тоже… Я же…
Губы у нее задрожали, но она взяла себя в руки, подняла голову и посмотрела Гордону прямо в глаза.
– Скажите, вы ведь рады, что она – там?
Гордон молчал. Сломанный дрон полетел в кусты. Арчи (или Гленн) подставил брату подножку, и оба покатились по траве, пинаясь круглыми загорелыми коленками.
– Вы же получаете от нее мыслеобразы? – настойчиво спросила Эмбер.
– Каждые полтора месяца, – кивнул Гордон.
Через неделю как раз надо было ехать в Центр Сновидений за следующей порцией.
– Вы же рады?
Голос прозвучал так требовательно, что Гордон оторвался от созерцания близнецов и повернулся к Эмбер. Она вся подалась вперед, так что теперь вместо суматранской орхидеи в выпуклых глазах отражался его собственный лысый череп, покрытый пятнами старческой гречки.
– У вас есть дети? – тихо спросил Гордон больше у своего отражения, чем у нее.
Эмбер моргнула. Умудренный опытом 98-летний старик в ее глазах задрожал и беспомощно
