шинель на все пуговицы, сел в центре площадки и задремал. Но потом, очнувшись, поясным ремнём пристегнул себя к стойке тормозного крана. «На всякий случай, – подумал я, – чтобы не упасть с площадки при экстренном торможении». Поезд всё так же быстро бежал вперёд, сливаясь с темнотой. Я понял, что остановки скоро не будет, и готовился к худшему – провести всю ночь на тормозной площадке.
Под утро я проснулся от холода. Дрожал так, что зуб на зуб не попадал. На станции Ерофей Павлович (названа в честь известного путешественника Е. П. Хабарова) поезд сделал остановку, и я мигом перебрался в вагон.
– Как Байкал? – встретил меня с улыбкой Юра.
– Байкал завораживает! – ответил я. – Только помёрзнуть пришлось маленько.
Желание посмотреть на «славное море» обошлось мне дорого: через несколько дней на шее появился крупный фурункул, а за ним и другие… Но это меня не очень огорчило – зато встретился с прекрасным! Такое не забывается…
От Хабаровска до Комсомольска-на-Амуре – сплошная тайга, реки, болота, комарьё и десятки туннелей. В них поезд шёл медленно, и мы просто задыхались от паровозного дыма. На этом железнодорожном перегоне мы увидели одну из достопримечательностей этого таёжного края – портрет Сталина в профиль, высеченный на высокой скале. Как потом я узнал из литературных источников, этот шедевр принадлежит одному из заключённых. Портрет вождя был огромным: длина только одного носа была больше двух метров. Когда Сталину доложили о его портрете на скале, он распорядился выпустить автора на волю.
Перед Комсомольском-на-Амуре наш поезд выскочил на простор, и машинист, словно поражённый его красотой, притормозил. Впереди, как на ладони, лежал кипенно-белый величавый городской массив, уходящий в сторону реки Амур, которая впадает в Охотское море. Поезд остановился прямо на берегу Амура, у причала.
Нам разрешили выйти из вагонов. Недалеко от причала на якорях стояло огромное судно. Как потом выяснилось, это был речной паром для переправки через Амур железнодорожных вагонов (по восемь вагонов на нижней и верхней палубах).
Был конец апреля, но, к нашему удивлению, стояла хорошая, даже жаркая погода. Многие, в том числе и я, полезли в воду, которая оказалась достаточно холодной. Я решил подплыть к парому и рассмотреть его с близкого расстояния. Неожиданно заработали оба мощных гребных винта, корпус судна задрожал, а корма чуть приподнялась над водой. С перепугу я быстро замахал руками, словно мельница крыльями при сильном ветре, поплыл к берегу и быстро выскочил из воды, дрожа всем телом не то от страха, не то от холода.
– Что, испугался? – встретил меня на берегу Юра.
– Конечно, – посиневшими губами, но с улыбкой прошептал я и мотнул головой в сторону парома. – Страшно оказаться под винтами такой махины…
Я быстро оделся и ушёл в свой вагон. Лёжа на нарах, долго смотрел на противоположный берег Амура, который был так далеко, что всё сливалось
