форточки, пронизывающий их до дрожи, сейчас напомнил им о былых временах.
– Да ладно тебе, Хозяин! – Младшая выгнула спину крутой дугой. – Мало тебе забот на работе?
– Пойдём лучше досыпать, часика три ещё есть, – Старшая зевнула, прикрыв от наслаждения глаза. – Заморозил кухню. А в постели тепло, уютно. Утром всё забудешь, и жизнь потечёт дальше.
Когда Хозяин вошёл в комнату, Сестрёнки уже мостились поверх одеяла, отпихивая друг друга упитанными хвостатыми попками. Хозяин с улыбкой глядел на их возню. Наконец, решившись, он открыл шкаф и принялся одеваться. Сестрёнки неодобрительно посмотрели на него.
– Куда ты, Хозяин, подожди до утра, – буркнула Старшая, присев.
– Мороз на улице, девчонки, надо поторопиться.
Сестрёнки проводили его взглядами. Хлопнула входная дверь, а через некоторое время под окном заурчал двигатель машины. Потом шум двигателя удалился и затих – машина выехала со двора.
– У Хозяина доброе сердце, – вздохнула Младшая, – хорошо это или плохо?
– Когда это касается нас – хорошо, а когда других – не уверена, что хорошо для нас, – глубокомысленно промурлыкала Старшая.
– Но ведь…
– Хватит! Додумаем утром, а сейчас – спать!
И Сестрёнки задремали, прикрыв носики лапками.
А старенькая иномарка двигалась по ночному городу, пробиваясь по свежему, успевшему затвердеть на морозе снегу. Заехав в знакомый двор и заглушив двигатель, Хозяин по колено в снегу прошёл к подвальному окну и вполголоса позвал:
– Люся, Люся!
Из оконного проёма высыпал разношёрстный прайд, Люси не было.
– Кушать! Кушать! – с жалобным мяуканьем требовали замёрзшие кошки, обнимая хвостами его ноги и просительно заглядывая в глаза.
Он очистил от снега две плошки и наполнил их сухим кормом. Хвостатые жадно проглотили угощение и снова юркнули в подвал, спасаясь от мороза. Он продолжал звать Люсю. Прошло некоторое время, и он увидел её в проёме подвального окна, стоящую, пошатываясь, на дрожащих лапках. Она не пыталась выйти наружу, а только молча смотрела на него слезящимися глазами. Подхватив малышку под тощий, с выступающими рёбрышками, живот, он сунул её за пазуху и что-то говорил, говорил, успокаивая её или, может быть, себя:
– Всё будет хорошо, Люсенька. Вот увидишь, всё будет хорошо. Ты будешь жить. Ты должна жить. Ведь это правильно и естественно.
И, уже усаживаясь в автомобиль с дрожащей Люсей за пазухой, вспомнил:
– Естественный отбор, однако!
Да, самый что ни на есть естественный.
Естественный отбор. Люся
Холод ледяными руками сжимал худое тельце. Кончиков ушей и хвостика она уже не чувствовала. Реденькая, тонкая шубка больше не в состоянии была защитить её от всюду проникающего
