полотно. Медники и гончары трудятся в своих мастерских, дабы изготовить амфоры, горшки и чаши с изображением бесстрашного охотника.
– Послушай, отец, – решил сменить тему разговора Лугальзагесси, – я победил льва. Что это могло означать? Какое послание дали мне боги? И еще я видел сон перед тем, как проснуться. Я убил много маленьких львят и молодого льва, но огромный старый лев поборол меня и схватил за горло, он душил меня, не давал вздохнуть, и в тот миг я проснулся.
Укуш широко открыл глаза и тихо прошептал молитву. Затем он повернулся к сыну спиной и зашагал прочь от балкона. Он лишь успел уловить фразу, которую бросил ему вслед Лугальзагесси: «Отец, что это могло значить? Почему ты молчишь?» Но жрец даже не обернулся. Слезы застилали его глаза, ему трудно было дышать. Кто же победит моего сына, когда он станет царем, кто? – думал старик.
Весь оставшийся день Лугальзагесси был мрачен. И когда к нему пришел друг Сурру-Или, он даже не захотел слушать смешную историю про жену гончара, которая родив дочь, клялась мужу, что это его ребенок, хотя девчушка нисколько не похожа на гончара. Потом оказалось, что во время отсутствия мужа, та женщина принимала у себя своего соседа – продавца лепешек и, поговаривали соседи, проводила с ним долгое время, после чего сразу забеременела.
– Представляешь! – смеялся Сурру-Или. – Дочка-то и не дочь гончара оказалась, а ребенком его соседа. А гончар, дурень такой, еще жене подарок сделал, да потом спохватился.
Юноша еще продолжал долгое время смеяться, в то время как Лугальзагесси продолжал пребывать в мрачном расположении духа. Наконец, он не выдержал и прокричал:
– Да к черту этот гончар с его прелюбодейкой-женушкой! Я их не знаю и знать не хочу.
Сурру-Или разом прекратил смеяться и удивленно уставился на друга:
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет. Но сегодня отец был какой-то странный. Я рассказал увиденный мною сон, а он вместо того, чтобы растолковать мне его, убежал с балкона и весь день теперь сидит в молельной комнате, воскуряя фимиам перед золотыми статуями богов.
– Может быть, сон предвещал какую-либо беду твоему достопочтенному отцу, и он решил избавить себя от той участи и потому ушел молиться? – голос Сурру-Или стал серьезным, вся радость разом улетучилась в один миг.
– Нет, мой друг, мой отец никогда не боялся за себя, чтобы с ним ни случилось. Дело во мне.
Не добившись никакого признания, Сурру-Или ушел в расстроенных чувствах. Он так ждал встречи с Лугальзагесси, что узнав о его выздоровлении, сразу же сел в колесницу и примчался к нему домой. Более того, увидев друга в подавленном настроении, юноша хотел развеселить его, снова увидеть белозубую улыбку друга, но тот по виду был не только далек от дружеской встречи, но и дал понять, что не настроен на беседу с ним.
Когда солнце скрылось за горизонтом, в последний раз осветив лучами дальние оазисы, Укуш вышел из молельной комнаты. Вид его был уставшим. Тяжелые темные тени легли под глазами, сделав его взгляд еще
