на стене, теперь они знают, что маска французская, пить-есть она не просит, а верят они не в знамения, а в Господа Бога.
После шторма они еще находят пять просмоленных бревен, все с просверленными в них отверстиями, во многих даже болты сохранились, и все отверстия чистые. Это позволяет предположить, что бревна были когда-то пристанью. Значит, кого-то шторм лишил целой пристани, причем довольно новой. И те, кому эта пристань принадлежала, живут где-то неподалеку, может, это даже кто-то из знакомцев с островов чуть к югу, поэтому Ханс с Мартином выуживают бревна и складывают туда, где лежат все остальные бревна, которым суждено когда-нибудь превратиться в их собственную пристань, но чуть поодаль. Все, что приносит штормом, принадлежит тому, кто это нашел, однако, решают они, на такие ценные бревна это правило не распространяется, это все равно как если тебе лодку течением принесет, с номером и названием, такая лодка принадлежит владельцу, а уж там видно будет. Стройматериалов у них сейчас много даже и без этих новых бревен, и они еще на шаг приблизились к уверенности – уверенности в том, что без пристани жить тут больше нельзя.
Глава 14
В феврале море бывает бирюзовым зеркалом. Заснеженный Баррёй похож на облако на небесах. Мороз раскрашивает море в зеленый, делает его прозрачнее, спокойнее и плотнее, словно желе. Потом оно порой застывает и покрывается коркой, перетекает из одного состояния в другое. Вокруг острова нарастает ледяная кайма, покрывающая и соседние островки, остров увеличивается.
Стоя в толстых шерстяных носках с подметкой на стеклянном полу между островом и Молтхолменом, Ингрид видит под собой водоросли, и рыб, и ракушки в летнем обличье. Морские ежи, и звезды, и черные камушки на белом песке, и рыбы, снующие в лесу бурых водорослей, – лед точно увеличительное стекло, прозрачный, как воздух, Ингрид парит над ними, ей шесть лет, и не ходить по льду невозможно.
Она наблюдала, как он становится все толще, она пробивала в нем дырку камнем, она стащила отцовский топор и колотила лед топором, она ползла по нему, фавн за фавном[3], а по тому, что не бьется, можно ходить.
Сейчас, полусонная, она идет на Молтхолмен, тоже напоминающий облако на небе, сидит на снегу, запыхавшись, поняв вдруг, что на суше не безопаснее, чем на льду. Ингрид снова крадется ко льду и, пошатываясь, возвращается назад, в целом мире ни единого звука – ни от ветра, ни от птиц, ни даже от моря.
Она разбегается и скользит, бежит, бросается на живот и скользит обратно к острову, и до берега остается фавнов десять-двенадцать, когда тишину разрезает крик. Это мама – она увидела ее со двора, и теперь, размахивая руками и открыв рот, спешит к берегу, перелезает через изгороди, взбирается на холмы, так что снег из-под ног разлетается.
Но на берегу она останавливается, будто в стену уткнувшись, и принимается бегать туда-сюда вдоль преграды, которой на самом деле нет. Ингрид смеется. Она вновь разбегается и скользит, а мама кричит –
Мера длины, соответствующая 1,8 метра.
