останки по меньшей мере двенадцати различных рас. Этот факт усиливал гордость Мюллера тем, что лишь ему удалось проникнуть в сердце лабиринта, но существование множества разумных рас, вышедших в космос, его не радовало. Он предпочел бы и с людьми никогда не встречаться.
Первые несколько лет он удивлялся, почему останки вообще остаются в лабиринте. Он знал, что механизмы города безжалостно устраняли любой мусор – как пыль, так и кости съеденных им животных. Но скелеты потенциальных захватчиков лабиринта оставались. Почему такое отклонение от опрятности? Почему исчез труп животного размером со слона, попавшего в энергетическую ловушку, но продолжали лежать останки дракона, убитого этой же ловушкой? Потому что дракон обладал защитной одеждой, а значит, был разумным? Мюллер понял, что уборщики обходят стороной только трупы разумных существ.
В качестве предостережения. Оставь надежду всяк сюда входящий.
Эти скелеты – один из видов оружия в психологической войне, которую вел с каждым пришельцем бездумный и бессмертный дьявольский город. Они должны были напоминать: смерть подстерегает здесь повсюду. Как именно город определял, какие трупы убирать, а какие не трогать, Мюллер не знал, но не сомневался, что какая-то методика существует.
Сейчас он смотрел на экраны. Следил за суетой крохотных фигурок возле космического корабля.
«Пусть только попробуют войдут, – думал он. – Город много лет никого не убивал. Уж он-то ими и займется. Я в безопасности».
И еще он знал, что даже если они доберутся до него, то надолго тут не задержатся. Его недуг оттолкнет их. Может, им и хватит ловкости одолеть лабиринт, но им не справиться с тем, что сделало Мюллера отверженным среди сородичей.
– Убирайтесь прочь! – произнес он вслух.
Услышав рокот двигателей, он вышел наружу и увидел, как площадь пересекает движущаяся тень. Значит, они обследуют лабиринт с воздуха. Он спешно вернулся обратно, посмеявшись в душе над инстинктом, повелевшим ему спрятаться. Разумеется, они способны отыскать его, где бы он ни находился. Экраны наблюдения подскажут им, что в лабиринте живет человек, и они, конечно, постараются наладить с ним связь, даже не зная, кто он. А затем…
Он оцепенел от внезапно навалившейся на него тоски. Пусть они придут. Он снова сможет разговаривать с людьми. Забыть об одиночестве.
Он хотел, чтобы они пришли.
Всего лишь мгновение. Мимолетное желание вырваться из одиночества подавила логика: леденящее осознание того, что случится, если он снова предстанет перед ними. «Нет, – подумал он. – Не подходите! Или погибнете все в лабиринте! Держитесь подальше! Не приближайтесь! Не подходите!»
– Прямо здесь, внизу, Нед, – сказал Бордман. – Это, должно быть, он. Видишь точку на этом экране? У этого объекта правильная масса, правильная плотность и вообще все сходится. Один-единственный
