повезли к горе, ты не спишь, надел все самое теплое, что у тебя есть (то, в чем я прилетела туда из России 26 декабря). К первой ночи тебя привезли к подножию горы. Ты выходишь из машины и начинаешь трястись от холода. Зубы стучат, ты не можешь внятно говорить, потому что невыносимо холодно. А ты только приехал, даже еще не начал путь. А идти в гору в одну сторону – три часа. Ночью. Без сна. До этого ты спал сутки назад.
Знаете, это самое духовно (дух должен был на это решиться) тяжелое, что со мной было. Совсем забыла добавить: утром этого дня, после поездки на верблюдах, я ходила с трудом – видимо, потянула мышцы, и левое бедро просто гудело. Так, что я еле ходила по отелю. И вот тебя привезли к подножию. Ты дрожишь от холода. Увидев бедуина, я сразу же купила у него пончо, чтобы хоть как-то согреться, надев его.
Нашу группу собрали, мы стоим на точке сбора, кругом кромешная темнота. Кромешная. Только звезды – и больше ни-чего. Тьма. И холод. Муж смотрит на меня и говорит: «Может, ты останешься в машине, если тебе уже сейчас холодно? Ведь чем выше мы будем подниматься, тем холоднее будет. А идти только наверх три часа. К тому же у тебя болит нога, а нас ждет подъем, а затем 750 крутых каменных ступенек на самую вершину. Может, останешься?»
Соблазн остаться был велик – дрожащее тело, больная нога, ночь. Зная, что будет больно, холодно и тяжело, я, не думая ни минуты, сказала: «Я иду». Даже если это будет последним, что я сделаю. Что-то бо`льшее внутри меня знало, что я дойду, если решусь.
Мы начали путь. Нашим проводником был бедуин, который проживал в тех местах. И он… не дал нам фонарики. Хотя в этом восхождении подразумевалось, что нам их выдадут, поэтому никто из нас их не принес. Дальше было три часа темноты и холода. Потом ты становился мокрым, когда останавливался перевести дыхание. Сердце колотилось как сумасшедшее. Перемены давления. Останавливаешься и замерзаешь еще сильнее, потому что весь мокрый изнутри. Я не помню, чтобы мое сердце вообще когда-либо билось так сильно. Иногда мне казалось, что оно либо выпрыгнет, либо остановится. От боли в ноге прекрасно отвлекал холод. Иногда кружилась голова и начинало шатать в стороны, потому что организм вообще не понимал, почему ты не то чтобы не спишь ночью, ведь было уже три-четыре часа ночи, почему ты подвержен такой невероятной нагрузке (7 км в гору), да еще и на холоде, когда ты, вообще-то, прилетел из зимы в тепло. Я шла и договаривалась со своим телом: «Родное, я для тебя все сделаю, только давай дойдем, не подведи!»
Спустя три часа мы оказались на вершине – 750 ступенек были испытанием еще большим. Темнота, холод, усталость, страх, что ты сорвешься, соскользнешь, споткнешься или потеряешь равновесие. Все это напоминало какой-то очень странный и страшный сон. Дойдя до вершины, зайдя в палатку бедуинов, где можно было взять плед напрокат и купить горячий чай (никогда не пила вкуснее, желаннее), мы поняли, что до рассвета ждать еще час. Укутавшись, мы понимали, что ни чай, ни пледы не согревают, потому что ты весь мокрый изнутри. Прошел час, мы пошли на точку сбора, где планировалось встречать рассвет. Время уже 6:00, ты не хочешь ни рассвет, ни есть, ни… Ты просто стоишь, укутавшись в плед с ног
