ебя позиционировала в объявлениях, сидела сейчас рядом со мной в спальне моего жениха Ванечки и смотрела на меня вытаращенными от ужаса глазами. Мне тоже было очень страшно, и если бы Ваня не ушел в магазин, я бы его сейчас обязательно позвала – рядом с ним не только ужас, но даже ужас-ужас переносится легче. Видимо, я что-то все-таки пискнула, потому что в спальню прискакала белочка и наклонив голову стала тоже смотреть на меня.
Стоит, наверное, напомнить, что мы только что вернулись из скитаний по магическим мирам, откуда случайно прихватили с собой белку. Не последствия наших неумеренных возлияний – мы там вообще спиртного не пили, – а самую настоящую хвостатую рыжую попрыгунью, которой пообещали за услугу мешок орехов. Собственно, из-за этих орехов Бела с нами и прихватилась, а совсем не случайно, и как это у нее получилось, вряд ли знала и она сама. Да если и знала, сказать сейчас все равно не могла, поскольку потеряла дар человеческой речи как только покинула магический мир.
Но белочка и орехи – это еще полбеды. Беда как раз случилась с ведьмой. Аня умудрилась в иных мирах… влюбиться! Крутилово-закрутилово! Нашла место! Да и влюбилась не абы в кого, а в мага-шнырятеля Юстера Литца, из-за которого, по сути, и начались наши приключения. И не только начались, но похоже, намеревались продолжиться, потому что на тумбочке в Ваниной спальне лежал фотоаппарат, который был сейчас у меня в руках. Казалось бы, обычная зеркалка, если бы не два крутых обстоятельства. Первое: вместо штатного аккумулятора у него поблескивал рубиновым светом камень – подарок похожих на Чебурашку зе́мликов, жителей одного из миров. Как они сказали: «Если не бросать его в жерло вулкана или в звезду, то разрушится он лишь одновременно со всеми мирами вселенной». Короче говоря, вечный аккумулятор. И это было бы просто суперски, если бы не второе обстоятельство. А заключалось оно в том, что последний раз я видела этот фотик, когда положила на такую же тумбочку, в такой же точно спальне, но только не в настоящем нашем мире, а в его копии. Положила и забыла.
Но потом нам все же удалось вернуться домой. А тут – бэм-с! – зеркалка с магическим камнем. Я, увидев ее, даже упала в обморок. Вот только не надо говорить, что я кисейная барышня, если при виде фотиков теряю сознание. Это вообще со мной случается редко, да и фотик, как уже сказала, был не особо простым. Мне еще повезло, что рядом была кровать – на нее я и рухнула. Потом прибежала Анютка, и вот…
Крутилово-закрутилово! Мне в голову пришла спасительная мысль. Что если ужас в Аниных глазах – это всего лишь страх за меня, а вовсе не из-за неуместного здесь фотоаппарата? И я ее немедленно озвучила:
– Анечка, скажи, только честно: это ты принесла сюда фотик?
– Сомневаюсь, – честно сказала подруга, по-другому она просто и не умела. – Я бы запомнила. И потом, ты мне еще в замке графини сказала, что его потеряла. Ведь я бы его тебе отдала. А сейчас я как раз подумала, что это все-таки сделала ты. Случайно тогда куда-то сунула, а потом нашла.
– Я его тоже не приносила, – вернула я зеркалку на тумбочку, стало почему-то неприятно до нее дотрагиваться.
Пискнула Бела. Это можно было понять как то, что и пушистая зверушка в этом деле не замешана. Да и не утащила бы такую тяжесть.
– Может, Ваня? – подала ведьма здравую мысль. С учетом того, что фотик и был Ванин, я ведь тогда взяла его без спросу. Но мысль была бы по-настоящему спасительной, если бы я после этого Ванечку сто раз не видела, даже обнимала и целовала раз десять, и такую немаленькую штуковину как зеркальный фотоаппарат не заметить бы просто не смогла. Если бы он висел у любимого на шее, я бы и обнять-то его не смогла. Ваню, в смысле, не фотик. Его-то, как уже сказала, я не только обнимать, трогать теперь опасалась.
– Тогда что же получается? – снова вытаращила Анна глаза. – Что мы опять вернулись не домой? Сомневаюсь, ведь белочка здесь разучилась говорить, а еда оказалась съедобной. Да нет, конечно же, это наш настоящий мир! Я только что говорила по телефону с родителями. А в той подделке даже телевизор ерунду показывал.
Я хотела сказать, что он и в нашем мире зачастую показывает именно ее, но воздержалась, сейчас требовались конструктивные идеи. К тому же вспомнила:
– Я тоже бабушке звонила. – Сказала, и не стала продолжать, что мы ведь своих родственников воочию не видели, а подделать голоса еще проще, чем телепередачу.
А потом – бэм-с! – у меня вдруг начались активные мыслительные процессы. Может, потому что вспомнила бабушку? Меня ведь она воспитывала, родители погибли в аварии, когда мне было всего два годика, так что уроки заставляла учить тоже она, и у меня выработался рефлекс: бабушка – умственный напряг. Только не подумайте, что я дура какая-то. Если меня и назвали Оленой – именно так, с «е», а не с «ё», то спросить, почему именно так – уже не у кого. Да и непонятно ведь сразу, кто из младенца вырастет – умный человек или лесной олень. Мне кажется, я находилась ближе к первой отметке этой шкалы. Как минимум посередине. Но я отвлеклась. Между тем процессы, бурлящие в
