и скрип ботинок казались чем-то кощунственным. Будто я без спроса ввалился в чей-то дом и перебудил всех хозяев.
Я подошел к окнам, чтобы посмотреть, что происходит снаружи.
На внешней стороне подоконника лежал слой жухлых, полуистлевших листьев.
За окном открывался унылый пейзаж. Низкое серое небо, набухшие грозовые тучи. Плотная стена дождя скрывает горизонт. Судя по пузырям на лужах, ливень зарядил надолго.
Посреди заросшего бурьяном поля пролегает взлетная полоса. Асфальт на ней потрескался. А кое-где, сквозь трещины пробились ростки молодых деревьев.
Вокруг – ни души. Почему-то я не сразу обратил на это внимание. И только сейчас ощутил такое пронзительное чувство безысходности, как, наверное, бывает, у ребенка, потерявшегося в незнакомом городе.
На подъездах к взлетной полосе стояли несколько тронутых ржавчиной самолетов. Ни логотипа, ни названия компании. Из опознавательных знаков – только набор цифр по бокам корпуса. Но эти цифры ни о чем мне не говорили.
– Опоздал на рейс?
От неожиданности я вздрогнул. Но, обернувшись, никого не увидел. Через пару секунд до меня дошло, что этот вопрос прозвучал только в моей голове.
Я снова перевел взгляд на взлетную полосу.
Посреди нее стоял музыкант с площади. Он находился метрах в тридцати от меня, и был одет так же, как и в тот вечер, когда произошло нападение у кафе. Все та же футболка «antisocial» и потёртые джинсы.
– Похоже на то, – ответил я вслух. – Опоздал.
Музыкант кивнул.
Слетевшие с его губ слова превратились в языки пламени. Зеленого и синего цвета. В бликах этих огней я услышал вопрос:
– И что думаешь делать?
– Нужно как-то выбираться отсюда.
Он развел руками.
– Как видишь, все рейсы отменены.
– Но должен же быть какой-то выход?
– Из мест, наподобие этого выбраться не так-то просто.
От этого ответа у меня по коже пробежали мурашки.
– Но теоретически ведь это возможно?
– Зависит от тебя.
– И что же делать?
– Думаю, ты и сам знаешь, – он помолчал. – Знаешь ведь?
Я пожал плечами. Ничего я не знал.
Как же это работает?
Как языки пламени, которые он выдыхает, превращаются в слова у меня в голове?
– Послушай, полиция устроила мне настоящий допрос, – сказал я. – Зачем ты назвал им мое имя? Откуда ты вообще его знаешь?
– У самого нет идей?
Я слегка опешил.
Что за дурацкий вопрос? Какие тут могут идеи?
Музыкант улыбнулся.
И в ту же секунду я почувствовал, что потерял опору под ногами. Пол зашатался и превратился в зыбкую топь, в которую я медленно погружался все глубже и глубже. Я попытался вырваться, но лишь сильнее увяз.
Когда
