3. Потеря
Ярослав
По разговору с Дуняшей я с облегчением понял, что Настя сказала ей всё-таки не всю правду: об аборте или убийстве дочь не обронила ни слова. Это был, конечно, большой сюрприз – что Дуняша в курсе моего существования, но моя бывшая возлюбленная всегда отличалась оригинальностью и правдивостью в общении.
Мы отлично пообщались с дочкой – после довольно неприятного приветствия она как будто сразу растеряла весь свой боевой запал и превратилась в саму доброжелательность – потому-то я и осмелел настолько, что задумал познакомить её с дедушкой мэром и бабушкой.
Я не слишком разбираюсь в детях и их развитии по возрасту, но тут даже мне было очевидно, что мой ребёнок необыкновенно умён и красиво, правильно разговорчив – это вызывало невольный прилив гордости. Дуняша с удовольствием показывала мне их с мамой и бабушкой убогое хозяйство – не из-за лени хозяек, а исключительно из-за нехватки средств. Всё, что можно сделать женским ручным трудом, безусловно, было сделано. Но любые постройки и приспособления носили след крайней стеснённости в средствах. Да, моя Настёна всё та же: работает там, где считает свою помощь необходимой, а не там, где больше платят, и даже не пользуется окончательно расцветшей и раскрывшейся красотой и женственностью, чтобы получить хотя бы помощь. Уверен, ни один мужик работоспособного возраста в этой деревне не отказал бы Настюше, если бы она попросила что-нибудь сделать у неё на участке. И совсем не обязательно за это хоть как-то платить: улыбки и тёплого благодарного взгляда вполне достаточно. В конце концов, она бьётся с их отпрысками, пытаясь их хоть чему-нибудь научить. Но моя праведная принцесса не такова. Она возьмёт свой крест и потащит на гору сама, чего бы ей это ни стоило.
Когда явился подозрительно хорошо одетый и негативно настроенный мужчина по Настину душу, я даже немного напрягся. Как будто это только мне можно на неё ворчать и выражать недовольство. А все остальные пусть обходятся вежливой прохладностью.
Настя увела Корабельцева-старшего в дом, а я заговорщицки подмигнул дочери:
– Ты знаешь, где тут можно подслушать, что в доме говорят?
Её большие выразительные глазёнки загорелись, она опять схватила меня за руку и потащила в кусты малины. Пришлось идти гуськом, сложившись в три погибели, зато пост наблюдения был идеальный: нас не видно, но через форточку слышно каждое слово, сказанное в комнате:
– Это просто возмутительно! – говорил мужской голос, однако, не так уж и возмущённо. Скорее уж холодно и надменно. – Мой сын посещал самую лучшую гимназию в городе с углублённым изучением языков, в том числе и русского. И был хорошистом. А вы ставите ему двойку за первый же проверочный диктант! Двойку! Да у него отродясь двоек не было!
– Простите, – вежливо, но тоже прохладно отвечала Настя, – я не знаю, что за гимназия и почему там так неадекватно оценивают знания учащихся…
– А вы не слишком много на себя берёте? – прошипел Корабельцев. – Сидите тут в своей деревне и мните себя великим филологом…
Настя нисколько не утратила присутствие духа, её голос даже
