– от молочницы до фрейлины графини, а по слухам, добрался даже и до графской спальни. Впрочем, слухи и есть слухи, а графиня в свете считалась женщиной добродетельной и строгой. Хотя роскошные, черные как смоль, кудри виконта, влажные, чуть навыкате глаза, в глубине которых таилась самая откровенная и бесстыдная похоть, и чувственные губы совратили не одну добродетельную душу. А про его сумасшедшие пирушки, стоившие городу Таммельсмейну трех сгоревших трактиров и бесчисленного множества убытков в других, в графстве помнили до сих пор. Так же как и проделку с выпоротым капитаном городской стражи. Да, веселое было время…
Главный ловчий прислушался к лаю собак и перекличкам рожков ловчих и поднял свой рог. Окрестности огласил густой, басовитый рев. Нашпригут оглянулся на герцога, но тот продолжал равнодушно смотреть вниз. И главный ловчий махнул рукой, приказывая всей многочисленной свите, сопровождавшей герцога на этой охоте, двигаться вперед. На охоте именно он был главным… ну ладно, пусть формально, но фактически уж точно вторым после герцога. Пестрая кавалькада всадников тронула коней. Герцог проводил их равнодушным взглядом и вновь устремил его на открывшуюся панораму.
Герцогство Эзнельмское было одним из самых богатых доменов. В отличие от Таммельсмейна и Жадкеи оно не имело выхода к морю, зато ему принадлежала половина рудников, заложенных в Баннелонских горах. Да и самый удобный для сообщения с Загорьем перевал находился тоже в землях герцогства. Впрочем, особого дохода торговый тракт в Загорье не приносил. Загорские домены все сплошь были мелкими и бедными. Ну, может, за исключением Расдора. Но Расдорский барон был извечным противником герцогов Эзнельмских и предпочитал торговать через Жадкею. Хотя это выходило и дальше, и дороже.
Первые пару лет новоиспеченный герцог вовсю наслаждался свалившимися на него возможностями. О тех пирах с фейерверками, охотах и всяческих иных забавах до сих пор ходили легенды по всей северной марке. Но однажды утром герцог вызвал в опочивальню канцлера и потребовал заплатить торговцу редкими благовониями, приведшими в полный восторг его очередную пассию. Канцлер развел руками и с печалью в голосе доложил, что казна пуста.
Молодой герцог недоуменно воззрился на него:
– То есть как это нет денег?
В его представлении деньги были всегда. Это был непреложный закон природы. Деньги просто не могли не быть! То есть да, их могло ему не хватать, но за этим стояло не их физическое отсутствие, а нечто иное, скажем, скупердяйство папеньки или нерасторопность почтовой службы.
Канцлер вздохнул. Он уже порядком устал от совершенно сумасшедших расходов молодого господина, умудрившегося всего за два года спустить достаточно тугую мошну, которую его папенька, несмотря на свою так же немалую приверженность всяческим жизненным удовольствиям, смог накопить.
– Вот посмотрите, ваша светлость, – он раскатал
