питейный клуб весьма распространенного типа: члены клуба подгоняют дни получения очередных социальных выплат так, чтобы можно было покупать выпивку всю неделю (в понедельник всех угощает один член клуба, во вторник – другой и т. д.). Во время запоя он одолжил у кого-то из коллег по клубу десять фунтов, а затем упорно отказывался их отдавать. Остальные четыре члена клуба (в том числе женщина лет тридцати) отправились к нему выбивать должок. Именно ее меня и попросили обследовать – на предмет возможных смягчающих обстоятельств по психиатрическим причинам. Ее адвокат предположил, что она, возможно, умственно неполноценна.
Ее линия защиты была такова: она ничего не делала, она только наблюдала. Это они его убили. Разумеется, все они утверждали о себе то же самое. Но какое же ужасное насилие! Четверка обратила квартиру жертвы в многоквартирном доме-башне в пыточную камеру. Несчастный был не только алкоголиком, но и инвалидом, на грани инфаркта, и он мог лишь с трудом забираться на свое инвалидное кресло и слезать с него (электрический привод позволял наклонять спинку под разными углами). Тем легче им было его пытать. Они сломали ему обе ноги, они переломали ему ребра (все ребра до единого), они раздробили ему череп. Они кипятили воду в чайнике и поливали его. На это ушел не один чайник воды. И все-таки они не получили обратно свои десять фунтов.
В конце концов они решили, что денег у него и правда нет, что он не пытается их «обдурить» (как выражаются в этих местах). Четверка покинула квартиру и двинулась выпить – уже употребив тот алкоголь, который нашелся в квартире жертвы. Они оставили его живым, точнее – едва-едва живым. По-видимому, не прошло и часа после их ухода, как он умер.
Но вот что поразительно: как и в случае Фреда Уэста, я не проникся к обвиняемой такой уж полнейшей антипатией. В тюрьме ей пришлось сидеть трезвой, и это произвело на нее прямо-таки чудотворное действие.
Она не чувствовала за собой никакой вины, ведь она просто наблюдала. Но ее, судя по всему, не особенно беспокоило то, свидетелем чего она стала. Она сказала, что не ушла и не позвала на помощь, потому что ее не пускали остальные. Но как же насчет последовавшей общей выпивки?
– Я побоялась с ними не идти.
Защита считала, что уровень интеллекта этой женщины, возможно, слишком низок, чтобы она участвовала в судебном процессе. Сам я полагал, что это не так, но все-таки предложил официально проверить ее умственные способности. В тюрьме, где она содержалась, работали два психолога, но они отказались выполнять эту проверку. Казалось, мое обращение вызвало у них даже некоторое раздражение, как если бы они были хирургами-кардиологами, а я просил их подстричь больному ногти на ногах. Они заявили, что им за это не платят, однако все-таки дали мне телефон психолога, занимающегося частной практикой. Но тут возникла еще одна трудность. Психолог заломила такую цену, что ни сторона обвинения,
