как герой; мало того, ему был пожалован престижный орден Бани. Вот такая предыстория. Ничего удивительного, что когда встал вопрос, кому доверить доставку пленного «узурпатора» к месту ссылки, над кандидатурой долго не раздумывали – только Кокбэрну.
С появлением на «Нортумберленде» Great Boney реноме адмирала, и без того для многих недосягаемое, возвысилось в разы. И хотя сам он этого пытался не показывать, давая понять окружающим, что суровая надменность не более как черта характера, даже подчиненные заметили в нем разительную перемену.
– Да и вообще, кто теперь этот Boney? – не удержался как-то Кокбэрн в разговоре с одним из лордов Адмиралтейства. – Если честно, для меня он и императором-то никогда не был. Выскочка, корсиканец! Одно слово – Boney…
Обидным прозвищем Пленника наделили победители. Англичанам (впрочем, как и французам) не пристало лезть в карман за словом. Долгое время Наполеон был для них как кость в горле – отсюда и прозвище[3]. Даже мальчишки в порту Плимута – и те вместо приветствия кричали в спину презрительное «Boney»…
Для адмирала Кокбэрна Boney был больше, чем просто военнопленным. Жестокий, но далеко не глупый, он прекрасно понимал всю ответственность, которая отныне ложилась на его плечи. И если раньше за всеми его действиями внимательно следило лишь родное Адмиралтейство да пара-тройка кураторов-пэров, то сейчас все изменилось. Решительно все, кардинально! И отступи он хотя бы на дюйм от буквы присланной лордом Батхэрстом[4] «Инструкции», забудется все – грязная работенка в Америке, десятилетия безукоризненной службы на благо Королевства, да и прочее в придачу. Как в таких случаях говорят русские, либо пан – либо пропал…
А пропадать, честно говоря, совсем не хотелось. Мечталось о другом. Ведь при хорошем раскладе да при ясной голове на этом Пленнике можно было сделать неплохую карьеру. Так что, еще не вечер, сэр…
Для начала адмирал постарался расположить к себе бывшего императора. Хотя, по правде, всех этих «лягушатников» Кокбэрн терпеть не мог – достаточно повидал их на войне. Но что было делать, приходилось играть роль «дружелюбного дипломата». По его распоряжению к Пленнику на корабле относились с уважением; когда же тот сидел за столом (непременно во главе стола!), разговор велся исключительно на французском. Иногда адмирал, мирно беседуя, прогуливался с Boney по палубе, называя своего визави не иначе как «генералом Буонапарте».
Сойдя на сушу, адмирал стал временным губернатором острова, а управляющий колонией от имени Восточно-Индийской компании полковник Уилкс, заправлявший здесь до этого, оказался в его подчинении. Местный гарнизон возглавил прибывший с Кокбэрном полковник Бингэм (ставший вскоре генералом).
Дело оставалось за малым – подыскать на этом «дрянном островке» жилище для Пленника. Но и с этой задачей новый губернатор справился блестяще. Изъездив местность вдоль и поперек, на плато Лонгвуд он все-таки
Уничижительное прозвище Boney являлось сокращенным от Бонапарт. В переводе с английского буквально означает «кость».
Лорд Батхэрст являлся британским госсекретарем по делам войн и колоний.
