себе, что было бы в журналах!!” Можно подумать, что и Мария Гавриловна готова была в тот момент обнять седую голову Тургенева и остаться с ним навсегда. Да ничего подобного. Ей лестно, что великий писатель, признанный во всем мире в то время более, чем Достоевский, и даже более, чем Толстой, надписывает ей портрет, стоит перед ней на коленях, выходит с ней на поклоны после пьесы. Но у нее есть муж, есть у нее любовник, на чьем содержании она находится последние пять лет, есть энное количество поклонников среди журналистов, пишущих о ее успехах, и, в общем, вся эта любовь ей нужна только для того, чтобы писать письма и получать письма, чтобы испытывать вдохновение перед ролью. Сам Тургенев много раз, в частности Софье Андреевне во время своего визита в Ясную Поляну в 1881 году, говорил: “…только тогда можно описывать любовь, когда самого трясет лихорадка любви”.
Насчет лихорадки любви признание верное: Тургеневу надо быть влюбленным, чтобы писать. Но внешне тем не менее соблюдается рыцарственный кодекс – постоянная верность одному человеку. Потому что людей сплачивают не физическое притяжение и не интеллектуальная близость – хотя письма Виардо написаны с большим вкусом и изяществом, во всяком случае те, что сохранились. Людей сближают общая болезнь, общая зараженность искусством, общая преданность ему. И поэтому Полину Виардо Тургенев, принадлежащий только своему искусству, любил больше всех.
И вот здесь самое время поговорить о третьем аспекте этой темы, а именно о том, как эта любовь отразилась в литературе.
Принято считать, что Толстой, Достоевский, впоследствии Чехов вытеснили Тургенева не то чтобы во второй ряд – фактура его прозы первостатейная, первоклассная, – но в тень, со сцены в ложу, условно говоря. На самом деле, я думаю, время Тургенева – впереди. Потому что Тургенев гораздо тоньше, и вещи, которые волнуют его, гораздо интереснее, они не так грубы, как те, что занимают Достоевского и Толстого. Для Тургенева многое очевидно, и потому он не мучается философскими проблемами, есть ли Бог, а если Бога нет, то все позволено, как Достоевский. У Тургенева просто гармоническое чувство Бога, ему незачем задавать себе этот вопрос, он находится в диалоге с Богом. Мировоззренческие, политические проблемы Толстого для Тургенева тоже решены: он классический гуманист, западник, просвещенец, и толстовские метания для него странны (тем более что сам Толстой приходит к той же антигосударственной проповеди).
Пожалуй, главная тургеневская тема отозвалась у другого орловского автора – у Бунина. Это невероятное сочетание любви и ненависти к жизни, постоянное ощущение ее жестокости и красоты. А на эмоциональном уровне это и страстное отвращение к той же жизни, к пошлости, к смерти, к ограниченности человеческих возможностей, и страстное восхищение всем этим, и нежелание ничего менять. Вот природа у Тургенева, в финале “Отцов и детей”, – это сила гармоническая и примиряющая, которая говорит о жизни бесконечной и которая умиротворяет
