поднять на ее пятый этаж тело печатной машины. Я припомнил прокуренный вопль сверху, в том ключе, что вроде это мужик был и наверное у него руки-ноги есть.
– Ага, так он и разогнался! – темноволосая не хотела выносить сор из избы, но сразу это решение и нарушила. Когда вошли в подъезд и я понял, что лифт сегодня бастует, она принялась трещать без умолку. Болтовней женщина вознамерилась околдовать на мои ноги, чтобы безропотно шли по ступенькам, и на голову, чтобы та думала, что каждый пройденный пролёт лестницы – последний. Голову она зацепила рассказом без внятного начала, но с любопытными подробностями. Ее мужик, надо полагать тот обделённый вопль сверху, «припер в дом жуткую, грязную железяку … размером с телевизор, только не телек, а хуже …, места ему в доме мало… работал бы, больше метров прикупили,… попортил мамашин подарок, … скатерть и одеяло… берегла целый год, застелила по-человечески… мамку в гости ждали… не дождемся теперь …я его принтер… на подоконнике стоял …открыла окно и ногой зафутболила…» Я узнал и некоторые, неизвестные ранее эпитеты, которые она навесила на своего суженного, а также, что лифт не работал с утра и, должно быть курилка пер непознанную железку тем же макаром, как я волочу сейчас принтер. Она добавила, что мне повезло: принтер не грязный, а вот «Вовину куртку придется выкинуть».
Когда я поставил принтер в прихожей, картридж стал выскальзывать из-за пазухи вниз, а так, чтобы этот Вова видел мой улов, не хотелось. Я развернулся на выход, но принцесса прониклась моим молчаливым подвигом к вершинам пятого этажа, и не хотела отпускать не показав «железную дуру». Вован сидел к нам спиной, отрешённо курил в открытое окно и не мешал просмотру. В его позе был надрыв, черты непризнанного и не понятого гения, я скоро понял почему. Повернув голову куда велела принцесса, взору предстала большая двуспальная кровать и на ней … Я сперва не поверил, но проморгался, отступил на шаг и стал созерцать. Так вот, кровать обтягивало покрывало, на манер того как делают в Турции в отелях. Покрывало представляло собой фон и тонкий цветочный узор – для Турции простовато, но так ведь Вован с женой живут не в отеле, а тут так вполне к месту.
Ближе к центру композиции в цветочную тему стали добавляться овалы и круги, которые обычно оставляет масло – не какие-то там грубые подтеки, а аккуратные такие окружности. Совсем уже в середине эти пятна сливались в одно большое, которое становилось центростремительно темным. Но не настолько, чтобы превратиться в чёрную дыру и перекрыть неповторимый раскрас железяки. Кровать украшал изъеденный ржавчиной, но всё еще живой кардан от автомобиля. Чем больше глаз понимал игру контрастов, сочетание оттенков, тем мощнее становился эффект увиденного. Светлые тона этой непомерной для «однушки» кровати и темный вызов карданного вала, разом перечёркивающий рутину и комфорт однообразной жизни. Без его присутствия кровать осталась бы примитивным набором досок и тряпок до самого дня когда ее отнесут на свалку. Но теперь миру представлялся шедевр. Я посмотрел
