и долго рассматривал выпуклый рисунок: крест на нем совсем не походил на Луну.
Утро застигло его врасплох, как преступника. Откуда-то он знал, что новый знакомый покинет сегодня трактир, поэтому кубарем скатился вниз. Лютер уже ушел, и Фауст сидел у окна один. Лицо у него посерело от бессонной ночи, но на губах бродила мечтательная улыбка.
Кристоф сел напротив и положил на стол серебряную монету. Фауст даже не взглянул на нее.
– Я не воровал. Она выпала из седла, и я подобрал. Я бы вернул, когда рассмотрел, что на ней нарисовано.
– Почему тогда не отдал сразу?
Кристоф поморщился, как от зубной боли.
– Потому что вы меня подозревали, и как бы оно выглядело, если бы я после этого возьми да вытащи вашу дурацкую монету из-за пазухи?
Фауст улыбнулся:
– Теперь хорошо рассмотрел?
– Да. Но оно все равно не похоже на Луну, вы уж простите. Ни капельки.
Доктор задумчиво провел пальцем по неровным краям талисмана. Потом вдруг подвинул его к Кристофу.
– Пусть будет тебе подарок. Скажи-ка мне, Кристоф, как твой батюшка посмотрит, если я найму тебя в услужение?
«Будет счастлив, как осел, с которого сняли поклажу», – подумал Кристоф, но вслух сказал:
– Проплачет три дня, господин.
Глава 3
Наутро после Рождества Агата Гвиннер вела себя как глухонемая. Когда фрау Фальк вывела ее на порог, на ходу заправляя черные волосы под чепец, девочка даже не поздоровалась со своим благодетелем и словно не заметила, с какой помпой организовано путешествие. Поезд из кареты и двух груженных всякой всячиной саней выглядел так, словно ему предстояло проделать немалый путь. Хотя Кристоф заверял совет, что они двинутся на юго-восток в Вайссенбург, где он передаст Агату под присмотр своей тетушки – почтенной пожилой вдовы, доброй католички, воспитавшей троих детей, – на деле их путь был гораздо короче и вел на юг.
Путешественники намеревались проехать вверх по реке Кинциг, что брала свое начало у небольшого городка Лоссбург, текла через весь Шварцвальд и впадала в Рейн. Темные угодья Шварцвальда и служили их истинной целью. К ним вела дорога, проложенная еще римлянами. Она начиналась в Оффенбурге, а заканчивалась в городе, именуемом некогда Ара Флавиа, а ныне Ротвайль. Кристоф мог бы поделиться этими бесценными знаниями с новой воспитанницей, если бы та проявила к ним хоть малейший интерес. Но Агата казалась совершенно равнодушной как к цели путешествия, так и к родному городу, который покидала без всяких сожалений. Не попрощалась она ни с площадью, где сожгли ее мать, ни со зловещим шпилем церкви Святого Креста, ни с собственным домом, где остался ее отец один-одинешенек…
Только выехав из города, она вдруг с шумом втянула носом свежий воздух. Воздух, в котором не было привкуса того костра, в котором сгорели дотла ее мать и вся ее прошлая жизнь.
В
