рабочих. Позже, выйдя в космос и столкнувшись с другими расами, они попытались применить тот же прием и тут, но быстро осознали, что лишенный воли раб мало для чего годится, а разумные существа крайне плохо относятся к тем, кто пытается отнять у них свободу.
И после нескольких войн патронат Рао-Се сменил тактику.
Чужакам позволили входить в кланы, состоящие из родственников, получать защиту и права граждан патроната, но – в обмен на услуги, в которых нуждались столь могучие ментально, но ущербные физически существа, как раосейцы…
Кто угодно, корхвеги, вителлианин или кровожадный тозорг – Вильям понял, что в него, помимо знаний о патронате, впихнули еще и кучу информации о прочих расах, – мог стать «младшим сегментом» одного из патронов, то есть чем-то средним между наемным работником и слугой. Это давало определенные преимущества, и главное – возможность пользоваться защитой Рао-Се, но налагало и обязательства.
И просто так отказаться от них «младший сегмент» не мог, иначе сразу становился преступником в глазах собственных хозяев. А значит – жертвой первого же раосейца, способного легко выжечь мозги почти любому разумному существу в пределах Галактики.
– Клянусь четверкой… – только и смог выдавить из себя Вильям, пытаясь осмыслить весь объем новых знаний.
С таким же успехом можно было пытаться грести ложкой.
Он хорошо ориентировался в царящих в свободном порту Шарендар порядках и законах. Представлял расположение системы Гаромана в одном из наиболее населенных секторов Галактики и мог перечислить соседние звезды. Знал, как вести себя при встрече с представителями десятков рас, от крошечных ачитра до громадных оро-ро-ро.
И, что самое главное, – четко ощущал, что у него, как у «младшего сегмента», есть долг перед кланом Триг-Се, долг за спасение, который необходимо вернуть, иначе чувство вины отравит ему жизнь…
«Они что-то сделали с моей головой, эти червяки-переростки, – подумал Вильям. – Вложили туда все, что им нужно, и наверняка что-то убрали. Но что? Я скорее всего это никогда не вспомню…»
Он глянул на патрона и его подопечных и осознал, что более не испытывает к ним отвращения. Оно исчезло, точно последний зимний снег под лучами апрельского солнца.
Мысль о том, что все его воспоминания, начиная с детских, чистых и светлых и кончая самыми интимными, стали достоянием членистого уродца, вызвала раздражение. Захотелось ухватить предводителя клана Триг-Се за шею, ну, или хотя бы за тело около усов, и сдавить как следует.
Возглас зашевелившегося Гаррисона заставил его вынырнуть из невеселых размышлений:
– Крокодилья мошонка! Ох, как трещит голова, и чего-то в ней много всего… ой, много, заешь меня…
Севший на пол уроженец африканских джунглей сбился на неразборчивое бормотание, глаза его выпучились, в них застыло дикое удивление. Вильям невесело улыбнулся, пытаясь представить, что испытывает сейчас простой парень, никогда не задумывавшийся над вещами более сложными,
