переодеваться. Другие девушки медлили, тянули время, словно, не сумев убедить покупательницу, убеждали в чем-то себя самих.
Она мечтала: вот войдет роскошный состоятельный мужчина, который хочет купить платье для своей девушки, увидит ее и круто переменит свою судьбу. Эйлин сможет забыть о профессии медсестры, объехать весь мир, обеспечить родителям безбедное существование. Ее жизнь будет как прекрасный сон. Больше никогда не придется выносить судно, стряхивать с себя шаловливые ручки престарелых пациентов, терпеть зловонное дыхание старушек, измеряя им температуру. Ни единого дня не работать и никогда ни о чем не думать. Снова прийти в этот магазин, сесть в кресло для посетительниц и гонять девушек-манекенщиц. Она сделает вид, будто собирается уйти, так ничего и не купив, а потом закажет по экземпляру всех фасонов, пусть эти девчонки поймут, что понятия не имеют о том, как живут женщины вроде нее. Увы, приходили только девушки чуть постарше Эйлин или матери с девочками-подростками. Все говорили, как она ослепительно выглядит, но Эйлин буквально слышала, что думают они только о себе.
Однажды, в августе шестьдесят третьего, молоденькая девушка, ровесница Эйлин, пришла выбирать платья для подружек на своей свадьбе. Выбирала явно наугад и заметно нервничала. Почему-то она казалась знакомой, и это тревожило. Наконец, продемонстрировав одно за другим несколько платьев, Эйлин ее узнала – это была Вирджиния Тауэрс, они вместе учились в школе Святого Себастьяна до седьмого класса, а потом та переехала в Манхассет. Хоть бы она не узнала Эйлин, хоть бы не узнала! Но Вирджиния, разглядывая швы на платье, вдруг взволнованно похлопала ее по плечу:
– Эйлин?
– Да?
– Эйлин Тумулти!
Вирджиния и не думала понижать голос, точно ей было все равно, кто их слышит. Эйлин молча повела бровью. Ее смутила такая фамильярность – на работе она всегда старалась держать дистанцию, даже с другими манекенщицами.
– Это я, Джинни! Джинни Тауэрс!
– Боже мой, Вирджиния, – отозвалась Эйлин вполголоса.
Добрая, искренняя Вирджиния! У нее одной во всем классе папа работал начальником в банке и к тому же был протестантом, а мама – католичкой, как и все местные жители. Вирджинию никто никогда не дразнил, несмотря на ее стеснительность и неуклюжесть. Родительское богатство словно окутывало ее защитным покровом.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Вирджиния.
Любой ответ вызвал бы неловкость, поэтому Эйлин красноречиво подергала край платья и с улыбкой развела руками.
– Ах да, платья! – воскликнула Вирджиния.
Два она держала в руках, еще три висели перекинутые через дверцу шкафа – и все не слишком вдохновляющие.
– Ох, ну скажи, тебе какое-нибудь из них нравится?
Будь у Эйлин деньги, она бы купила совсем другие платья – более строгие, без такого количества
