вдыхая пыль. На арену ложится тень, облако закрывает солнце, только на секунду.
А потом всё вспыхивает, и сцена заливается удивительным светом. Похоже, это шанс, сродни чуду, но всё же шанс, возможность перекинуть мост в будущее, никем не учтенное обстоятельство, лазейка, съезд с предписанного пути на новый и экзотичный, где на скорую смерть нет и намека. В то же время это необходимость, продиктованная единственным желанием выжить, какое и в первом акте спектакля предопределило движение навстречу друг другу. Только теперь речь шла о насилии, утверждавшем не конец, но начало. Ритуал диктовался законом, старым как мир и нерушимым, который гласил: береги семью и, пока не угас твой род, делай всё для его сохранения. А если наступит жгучий момент, действуй немедля. Подводит один инстинкт, включай другой. Только живой испытывает голод. Только сытый думает о продолжении рода. Только тот, кто думает о продолжении рода, не погибнет. Пусть сигналы противоречивы, но послание, которое в них содержится, довольно прозрачно – мускус в моче зазывает к шалостям, чреватым последствиями: озлобление переходит в застенчивость, от прикосновения хочется бежать, и в следующую секунду – не ощетиниться, а покориться.
Звери трутся, ласково прижимаются друг к другу головами. Ударив, застывают на месте, с поднятой лапой, из глаз перекрестный огонь, оттягивают неотвратимое, уворачиваясь от желанного врага, распаляются, увлеченные до самозабвения, достигают точки, откуда уже нет возврата.
Рыже-черная кошка припадает к земле, ложится плашмя, лев заступает сверху, наваливается на нее белесым телом; и хотя (при всем-то родстве) чувство неловкости еще не отступило, порядок ритуала хорошо известен обоим: лев с ревом впивается в холку тигрицы и стискивает зубы, пока та не фыркнет и не ответит ударом, а потом, не устояв перед неестественной близостью, кошки – сознательно или нет – начинают совокупляться. И никакие силы мира уже не помешают тому, что должно свершиться. Противно ли это закону природы или согласно ему, не нам судить. Но разве не являют эти кошки пример биологической продуктивности? Пример предательства рода и в то же время его сохранения. О том, что соитие вынужденное, потомки даже не вспомнят.
Пройдет сто дней, и в мир, точно фантом, вернется существо, чье зачатие было таким феерическим, – химера во плоти, удвоенное и вместе с тем раздвоенное нечто, унаследовавшее от родителей их природу: хвост без кисточки, черный, бледное брюхо, короткую гриву и светлую, как песок, шерсть с красноватым оттенком, на которой полосками просвечивают пятна; фигура льва, профиль тигрицы, – два силуэта в одном: спина прямая – в отца, но выгнутая часть – от матери. Размеры чудовищные, амбивалентность во всем, легко раздражителен, как тигрица, отважен и вынослив, как лев, стадное животное, обреченное жить в одиночестве, превосходный пловец, робеющий перед водой, излюбленный,
