вдруг чего-нибудь испорчу невзначай. Пришлось бы потом всё заново начинать. Поводила она, пошептала и говорит: «Всё, милок, можешь идти». Ну я ей сказал, мол, спасибо и вышел. Приезжаю домой, ложусь вечером спать и, представляешь, первый раз за всё это время смог нормально выспаться. Я наутро такой счастливый был, будто заново родился. И больше мне тот сон ни разу не снился. Как рукой сняло! Вот оно как бывает!
– Так, а что это за старуха-то во сне была? Она что-нибудь про неё рассказала? – спросил Хорн.
– Да шут её знает, что за старуха. Бабка сказала, что, мол, сглазили меня где-то. Может, нарочно, а может, случайно. Вот она у меня этот сглаз своими заговорами и сняла. Очистила, стало быть.
– Ты хочешь сказать, что меня тоже кто-то сглазил? – спросил Хорн.
– А я знаю? – ответил Птица. – Я только хотел сказать, что сон можно внушить. А ты уж сам решай, сглаз это или что похуже. А не можешь сам решить – обратись к кому-нибудь, кто сможет. Вроде бабки моей.
– А ты знаешь кого-нибудь из таких людей? – снова спросил Хорн.
– Среди местных вроде таковых нет, – задумался Птица. – Ты лучше вот что. Спроси-ка лучше у друга своего, Александра Македонского, про учителя его.
– Учителя? Какого учителя?
– У него учитель был, монах, который его научил всяким штукам. Живёт он, по-моему, где-то не так далеко отсюда – в горах. Александр Македонский рассказывал, что монах этот много чего умеет. Даже чудеса всякие, дескать, способен устраивать. Вдруг он тебе помочь сможет или, на худой конец, подскажет чего дельного.
– Ладно, – согласился Хорн. – Надо будет обязательно спросить про этого монаха. Спасибо тебе за совет.
– Да не за что, – ответил Птица. – На вот, держи свой топорик. Подлатал я его тебе немного. Поживёт ещё маленько.
– Спасибо, – поблагодарил Хорн.
Топорик, действительно, теперь выглядел как новенький. Топорище сидело прочно – Птица укрепил его металлическими клиньями. Засунув топорик себе в рюкзак, Хорн направился к костровищу. Там его уже ожидали другие участники охоты.
Александр Македонский сидел на бревне напротив догоревшего костра. Косой и Углерод сидели рядом на сосновых чурбанах. Они в очередной раз отчитывали Фрола, который, по-видимому, только что вернулся с Ручья, куда ходил с утра за водой. Фрол явно был с похмелья, причём довольно глубокого. Передвигался он медленно и даже как-то осторожно. На вопросы отвечал с большим трудом, мотая головой, при этом то и дело с усилием зажмуривая глаза.
– Меня одно удивляет, – сокрушался Александр Македонский, – как ты умудряешься это делать?
– А чего ты опять-то начинаешь? – отвечал невпопад Фрол.
– Э-э, нехорошо ты сделал, – поддержал Косой и, немного подумав, воспитательным тоном добавил: – Нехорошо так делать!
– Ты склад какой-то нашёл, что ли? – продолжал Александр Македонский. – Где ты это всё берёшь?
– У соседей, – пробурчал Фрол. – Выменял.
– На
