в чистую полотняную рубаху. А сама все поглядывала на нее пытливо и внимательно. Вроде как обычное бабье любопытство, но Малфутка заметила, что в маленьких глазах горбуньи таится некая довольная хитринка. Да и вообще Годоня выглядела как-то необычно: шустро бегала, суетилась, едва не подпрыгивала от усердия. Ничто не напоминало о ее старческой слабости, казалось, силы так и рвутся наружу.
– Это все от грозы, сами небось понимаете то, – как будто угадав ее мысли, произнесла старуха.
У Малфутки опять появилось ощущение, что они с этой горбатой приживалкой имеют какие-то общие тайны, что-то связывающее их.
Когда принесли еду, Малфутка внезапно ощутила, до чего голодна. Залпом выпила крынку жирного, еще теплого молока, рвала руками зажаренную на вертеле курицу, вареники с творогом щедро полила сметаной. Почти управилась с миской, когда на лестнице раздались тяжелые шаги, послышался визгливый голос Липихи.
Ключница вошла важно, на толстом лице потаенный гнев. Но в кои-то веки Малфутка не сжалась при ее появлении. Спокойно смотрела на подбоченившуюся в проеме двери ключницу, облизывая остатки сметаны с ложки.
– С чем явилась ко мне?
У той даже задрожали толстые щеки, лицо побагровело.
– Она еще спрашивает!.. Шлялась всю ночь, как волочайка[37], пришла такая, словно в кустах ее изваляли… И еще ответа требует! А мне сдается, что навел кто порчу на нашего боярина, раз он такую, как ты, недостойная, в супружницы взял! Его прежняя боярыня была пава павой, а эта… И как ты себя с княгиней повела, что та умчалась в ночь, будто изгнали? Другая бы в ножки пресветлой княгине падала, только бы удержать да гостеприимство оказать. А эта даже не кликнула назад с порога. Вот пожалуюсь на тебя, бесстыдницу, Свенельду, расскажу все – уж он-то тебя вожжами отстегает!
Ключница никак не могла остановиться в своем гневе, говорила еще и еще, не смущаясь ни толпившихся сзади слуг, ни того, что честит при них боярыню.
Малфутка же оставалась спокойной, на ключницу и не глядела, а взяла на колени котенка Морока и играла с ним. Но вот она подняла на Липиху свои огромные черные глаза, – взгляд такой, что и камень прожжет. И та даже опешила, умолкла.
– Что, выдохлась? – спросила с усмешкой боярыня. – А теперь я спрошу: кого погубили в этой хоромине? Чья невинная душа мается тут, не находя успокоения? Женщины душа. Видом она ядреная и пригожая, росточком меня пониже будет, а волосы светлые, как чесаный лен. И стареет она прямо на глазах, умирает мгновенно. И как погляжу, ты уразумела, о ком спрашиваю?
Трудно было не заметить, как изменилось, побледнело только что полыхавшее жаром лицо ключницы. Глаза расширились от страха, отвисла челюсть, затрясся тяжелый двойной подбородок. Теперь Липиха смотрела на Малфутку с ужасом, потом озираться быстро начала.
– Вот-вот, правильно смотришь, – усмехнулась древлянка. – Вон же она за тобой появляется,
Волочайка – шлюха, бродяжка.
