запретила Насте выключать свет в палате, и Настя, разумеется, послушалась, но тут в палату вошла дежурная медсестра и сама выключила свет.
– Спокойной ночи! – сказала она, выходя. Просто так сказала, безо всякого злого умысла, но Лёля почему-то восприняла эти её обычные слова как некую злорадную и даже зловещую издевку.
И то, что Настя как-то почти сразу уснула, тоже было воспринято донельзя испуганной Лёлей как самое настоящее издевательство, или, вернее, гнусное предательство со стороны не просто соседки по палате, но уже почти подружки. То есть это Лёля определила Настю в «почти подружки»… Что же по этому поводу думала сама Настя, этого Лёля, к сожалению, не знала.
Сама же она, как ни старалась, всё никак не могла и не могла уснуть. И чем дольше Лёля не могла уснуть, тем страшнее ей становилось…
Мрачные зловещие тени отчаянно метались за окном, ожившие изломанные тени, и хоть Лёля отлично понимала, что ничего страшного в этих тенях нет, что это всего лишь шевелящиеся под напором ветра ветви деревьев, вернее, их немного искажённое отражение на оконной шторе, ей всё равно было страшно. Этот клоун, он ведь вполне может забраться сюда, в палату, карабкаясь по этим веткам, в шевелении своём почти достигающих оконного стекла… А там, глядишь, и форточка настежь открыта! Или закрыта, кажется, мать закрывала её по настоятельной просьбе Лёли…
Или не закрывала?
Можно было, конечно же, встать, подойти к окну и проверить состояние форточки, но Лёля боялась даже пошевелиться. Она лежала, натянув одеяло до самого подбородка, и обречённо чего-то ждала. И даже представления не имела, чего именно.
А потом она как-то незаметно задремала, даже не задремала, а просто разом провалилась в вязкий тяжёлый сон без сновидений. Хотя нет, какие-то сновидения всё же были: тусклые, незапоминающиеся – и все они с завидной быстротой сменяли друг друга…
Но клоуна в этих сновидениях не было: ни игрушечного, ни настоящего. А потом Лёля проснулась внезапно, как от толчка.
И, вся похолодев, испуганно уставилась на белую размытую фигуру, медленно бредущую от окна в её сторону.
«Это сон! – мелькнула в голове спасительная мысль. – Это всего лишь сон… я просто сплю, и всё это мне только снится!»
Но увы, кошмарная фигура в белом не была сном, и, осознав это, Лёля отчаянно завопила. И тотчас же завопила в ответ белая фигура, и Лёля с превеликим облегчением поняла, что это Настя, её соседка по палате. Она поняла это ещё до того, как вбежала не менее испуганная медсестра и зажгла свет…
Впрочем, ругать девочек она не стала. Помогла Насте вновь лечь в кровать и вышла, оставив свет включенным.
Некоторое время и Лёля, и Настя лежали молча, как бы по-новому переживая и осмысливая только что произошедшее.
– Ну и напугала же ты меня! – прервала, наконец, затянувшееся это молчание Лёля. – Хоть бы предупредила, что ты этот… как его… лунатик!
– Я же говорила, что со сном у меня проблемы, – почти виновато отозвалась
