Один карандаш торчал в ее рыжих взлохмаченных волосах, похожих на воронье гнездо, другой, вконец изжеванный, был зажат в маленьких острых зубках.
– Сильвия выходит из сада. Через застекленную дверь балкона.
– А, да. «Сильвия остановилась в дверях, ее стройный силуэт вырисовывался на фоне света, ее большие голубые глаза были полны настороженности и сомнений…»
– Карие, – сказала Лиз.
– Что?
– Глаза. – Лиз перелистала назад несколько страниц рукописи. – Страница пятьдесят девять: «Ее карие глаза, прозрачные, как капли дождя на осенних листьях…»
– Хорошо, хорошо. «Ее большие карие глаза были полны настороженности и сомнений. Решительным, но грациозным движением она ступила в комнату, каблучки ее крошечных туфелек простучали по паркету…»
– Никаких каблуков.
– Что ты говоришь?
– Никаких каблуков.
– Почему?
– Она только что играла в теннис.
– Она могла переодеться, не так ли? – произнесла Лавиния с холодком в голосе, что было ей так несвойственно.
– Не думаю, – терпеливо возразила Лиз. – У нее все еще ракетка в руках. «Она прошла по террасе, слегка помахивая ракеткой».
– О, ну и пусть! – взорвалась Лавиния. – Спорю, она даже играть в теннис не умеет! На чем я остановилась? «Она вошла в комнату… она вошла в комнату, ее белая юбка развевалась» – нет, нет, подожди – «она вошла в комнату»… О, к черту Сильвию! – крикнула Лавиния, швыряя на стол свой изжеванный карандаш. – Какое кому дело, что делает эта идиотка! Пусть остается стоять в дверях и умрет от голода!
– В чем дело, тетя Вин?
– Не могу сосредоточиться.
– Вы чем-то обеспокоены?
– Нет. Да. Нет. Да, по крайней мере, думаю, что близка к этому.
– Не могу ли я помочь?
Лавиния запустила пальцы в воронье гнездо, выудила оттуда карандаш и удовлетворенно посмотрела на него:
– Смотри-ка, вот где мой желтый карандаш. – Она сунула его обратно в прическу. – Лиз, дорогая, не подумай, пожалуйста, что я вмешиваюсь или что-нибудь такое, но ты, случайно, немного не… не испытываешь чего-то к Лесли Сирлу? А?
Лиз подумала, как это похоже на ее тетку – употребить такой старомодный эдвардианизм, как «испытывать что-то». Ей всегда приходилось осовременивать язык Лавинии.
– Если под «испытывать что-то» вы имеете в виду «влюблена», успокойтесь, я не влюблена.
– Не знаю, то ли это, что я имею в виду. Если уж на то пошло, магнит любить не станешь.
– Что?! О чем вы говорите?
– Не полюбить, нет, не настолько. Плениться. Он восхищает тебя, ведь правда? – Она произнесла это не вопросительно, а утвердительно.
Лиз подняла голову, посмотрела в обеспокоенные детские глаза и, уклоняясь
