«Русскую одиссею». А тут ты. Я не знал… Ну, я пойду, тогда? – Матвей грустно-вопросительно смотрел на Митю.
– Постой. Ты сказал, по субботам? Но сегодня воскресенье.
– Никак нет, – твердо сказал Матвей. – Суббота, восемнадцатое.
– Да нет же, воскресенье, девятнадцатое, – настаивал Митя.
– Митрий, – в голосе Матвея послышались торжественные нотки, – я проводил тебя несколько часов назад. Это было в субботу, даю тебе в этом клятву Гиппократа. – Он ударил себя кулаком в грудь.
– Ладно, уговорил. – Спор с Матвеем всегда оказывался тяжким делом. – Но сейчас тебе правда лучше уйти, что-то мне нехорошо, голова раскалывается.
– Понимаю. Сочувствую, – тяжело вздохнул Матвей. – Что, старые дела покою не дают? – Он многозначительно посмотрел на ящик комода, куда Митя убрал чемодан.
– Да какие там дела, – уклончиво отмахнулся Митя. – Барахло, никак не соберусь сжечь.
– Зачем жечь! – воодушевился Матвей. – Можно во вторсырье сдать. Там деньги дают. Давай я отнесу, – предложил он.
Такой вариант Мите в голову не приходил. Секунду поколебавшись, он отказался от такого исхода событий.
– Нет, сам разберусь. Сожгу или…ну, в общем, ты, Матвей, иди, а?
– Понимаем, как не понять. – Матвей задумчиво, с отрешенностью во взгляде почесал в затылке, глубоко сопереживая судьбе ценной вторсырьевой бумаги, и пошел к выходу. – Ну, будь здоров, хозяин. Если что – заходи.
– Непременно, – пообещал Митя и спохватился: – Погоди, а как ты вошел? Ключи-то у меня.
Матвей виновато замялся.
– Ты, Митя, не сердись. Только твою дверь и ногтем открыть можно. – Взглянул исподлобья, повернулся и ушел.
Странный получился разговор. Какая-то заноза осталась после него. А ведь Сережа-дурачок тоже говорил, что Митя уехал сегодня, и спросил, почему он вдруг вернулся.
С беспокойством (не сошел ли он с ума?!) Митя снял телефонную трубку и набрал номер справочной.
– Здрасьте, девушка, скажите, какой сегодня день недели?
– Уже и в календарь лень посмотреть? – с недовольством ответили ему.
– А я и числа не знаю, – сознался Митя. – Календарь здесь бессилен.
Голос в трубке озвучил глубокое женское разочарование в жизни:
– Все вы, мужики, одинаковые. Пьянь да дрянь. – И потеплел немного: – Суббота сегодня. Восемнадцатое.
Митя повесил трубку.
Он совершенно отчетливо помнил, что в субботу, восемнадцатого, в пять часов дня находился в пятидесяти минутах ходьбы от города, пережевывал бутерброд с колбасой, запивая его чаем из термоса, и разглядывал далекие холмы на горизонте. Сейчас, тоже в субботу, восемнадцатого, в пять часов дня он находится у себя дома, остолбенело глядит в окно и пытается сообразить, в какой же именно момент он раздвоился и почему теперь живет за двоих – сначала за себя, потом за… тоже себя. Но ведь это происходит
