на дорогу и вдруг улыбнулся.
Кора пожалела, что увидела его улыбку лишь в профиль.
Ее обокрали. Ее обделили улыбкой.
– Какая глупость лезет в мою разбитую голову! – Кора зажмурилась и сжала кулаки. Какого черта она сказала это вслух?
– Это ты по поводу мечты?
– Н-нет! У меня есть мечта. Конечно… Я хочу танцевать танго. Научиться то есть. Ну, чтобы… Ну, то есть… Танго по-настоящему!
– По-настоящему? Это с историей страсти, любви? Хм… А что? По-моему, это прекрасная мечта, Кора.
Он издевается или флиртует? Ни то ни другое ей от него не нужно.
– А у в-в… то есть у тебя… какая?
– Всё гораздо прозаичнее. Сон.
– Сон?!
– Да. Сон. Сон без угрызений совести, – отчеканил Иван и сосредоточился на дороге.
Машина въехала в Сергиев Посад, свернула на перекрестке вправо, потом повернула еще раз, еще… и оказалась на узкой, темной улице.
Мощно светящие фары машины, слишком быстро двигающейся по дороге, выхватывали из темноты фрагменты заборов, гаражей, обитых ржавыми листами железа, деревянных строений.
Дом, у которого они остановились, принадлежал художнику, – так сказал Иван.
Было совсем поздно, и Кору отправили спать в приготовленную для нее маленькую комнату, «светёлку», как назвал ее встретивший их хозяин дома. Его Кора плохо рассмотрела и даже не запомнила имени.
Едва положив голову на подушку, она провалилась в сон.
Проснулась утром, вздохнула глубоко и повела носом, не сразу поняв, где находится. Что это за запах – сладковатый, но приятный?..
Кора осмотрелась и тут же обнаружила источник запаха: на подоконниках двух небольших окон стояли баночки из-под краски и пыльные граненые стаканы с торчащими из них кистями.
Она уже не в больнице, она в гостях у художника.
Вечером накануне все произошло так быстро, что Кора не успела сложить два и два. Пришел врач, сказал, что всех выпишут, потому что случилось ЧП и нужны койки для тяжелых с «Норд-Оста».
Посыпались вопросы, от которых доктор лишь нервно отмахнулся. В дверь палаты стремительно вошла матушка Мария, следом за ней Иван. Кору повезут на долечивание в Сергиев Посад, матушка обо всем договорилась, сама она остается в больнице на ночь, они увидятся завтра.
Все это было сказано на ходу, под шум и грохот пробегающих по коридору людей и крики, что доносились из раскрытой двери. Кора разволновалась, пошла обнять на прощанье девчонок из палаты, чуть не забыла свой паспорт, принесенный минутой раньше медсестрой, и коротенькую, на треть листа, выписку из истории болезни, написанную от руки. Видимо, набирать в компьютере, а затем распечатывать не было времени.
Маме она позвонила уже из машины. Та ее успокоила, что в курсе, и пусть Кора едет с матушкой Марией – так для нее будет лучше… пока.
В дверь комнаты постучали.
– Доброе утро, матушка! – проскрипел трескучим тенорком художник. Он вошел,
