Говорил, что бежать тебе из Москвы надо да на глаза мне не показываться. А ты не послушал.
Тяжелая кованая дверь в камере отворилась, и на пороге появился один из стрельцов с кружкой липового чая. Старшина попытался осторожно остудить горячий напиток и пристально посмотрел на узника:
– В сене от кого прятался? Скрывать есть чего? – Басаргин отодвинул кружку с чаем в сторону и склонился над узником. – К вечеру не расскажешь, отдам тебя в лапы Ноздреватому, а тот все кости тебе вывернет да заново вставит. Думать тебе часок. Как на башне колокол три раза пробьет, почитай, время твое и вышло. А куда оно выйдет – на плаху или каторгу, – решай сам, я пока к стрельцам схожу, поговорю, а ты подумай.
Басаргин захлопнул за собой кованую железную дверь.
В голове Сапыги водили хороводы сонмы чертей и ангелов, нашептывающих этому окровавленному одноглазому бродяге варианты спасения. Одни сулили земное спасение, если расскажет всю правду, кто хозяин дома, в котором он укрылся. Зачем он к нему приходил. Есть ли среди них заговор.
Другие в свою очередь вторили, что тело его погибнет, но душа будет спасена. Мысли одна за другой проносились в голове Сапыги, словно стая щебечущих стрижей, отчего несчастный терялся в догадках, как же ему поступить. Он смотрел единственным заплывшим глазом на свое окровавленое тело, переводя взгляд на маленькое решетчатое окно допросной камеры и на бадью с водой, в которой плавал деревянный ковш в форме утки.
Сколько же он уже не пил? Сапыге казалось, что за глоток воды, за эти капли живительной влаги, что прольются в его иссушенное и выжженное горло, он готов рассказать все и даже отказаться от Царствия Небесного.
Он не великий предводитель группы повстанцев и святой мученик, он маленький одноглазый человек, который хочет жить, пусть даже такой непутевой жизнью грязного бродяги.
– Ну что, подумал? – Басаргин отворил двери и прошел в камеру.
Сев за грубо сколоченный стол, он широко расставил в стороны ноги, давая им немного отдохнуть.
– Рассказывай, – протянул старшина. – Чего бежал, говори, у кого прятался?
Сапыга тяжело вдохнул и легким движение головы показал на кадку с водой. Басаргин кивнул и опять вышел за дверь. Сапыгу напоили и дали умыться. Старшина не поскупился с расходами, послал одного из стрельцов за пирогами с рыбой.
– Раскольники мы, – начал Сапыга, прожевывая пирог, который чуть ли не полностью попытался затолкать в рот.
– А как же троеперстие в трактире? – удивился Басаргин.
– Батюшка, жить уж больно хочется. А этот бешеный всю проповедь нам испортил. Думали мы, своим станет.
– Стал? – рассмеялся старшина. – Этот убивец сейчас в Разбойном приказе кости свои парит, если не вывернули еще. Ну, да ладно, – старшина подвинул табурет и сел напротив несчастного Сапыги. Сдашь всех, грамоту дам, в Москве жить будешь, а там, глядишь, хату какую приобретешь да жить как человек будешь.
Старшина утер усы и строго
