то, что тот не признает его. Джабир посылал гонцов к владетелю Калат ар-Рабада, чтобы тот замолвил словечко перед султаном, но увы, увы.
Старый друг мог разглагольствовать долго, и Даниэль прервал его:
– Фарис, где она? Я хочу забрать ее и уйти.
– Ты заберешь… только подумай прежде. Посмотри и возвращайся. Будем говорить и решать.
Даниэль хмурился.
– Ты не желаешь объяснить мне, в чем суть?
– Ты должен увидеть сам. Ее темница самая последняя в коридоре, ведущем направо. Больше никого нет, – Фарис показал. – Туда. Я останусь здесь. Атамынна ляка аттауфик[2].
– Шукран[3], – пробормотал Даниэль, снял перчатки, сунул их за пояс и пошел в указанном направлении.
Его не интересовало, есть тут охранники или нет – наверняка были, но Фарис их всех успокоил. Фарис был мастером своего дела и за две недели, что провел в крепости Ахмар, не терял времени. Теперь он чувствует себя тут уверенно, как дома (любопытно, где его настоящий дом?..), а Даниэль знает, что спина прикрыта.
В темницах воняло, как в свинарнике. Хуже, пожалуй. Факелы горели только в начале и в конце коридора – незачем тратить огонь на заключенных, – многие решетки распахнуты, за ними – озерца могильной тьмы. Тихое шуршание и попискивание свидетельствовало о присутствии крыс, что-то искавших в гнилье. В тюрьмах Франции на пол, бывает, кидают солому, которая преет годами, а здесь, ввиду бесплодности простиравшихся вокруг гор и равнин, стелили доски или просто бросали тряпье на камни. Доски прочнее соломы и не меняются десятилетиями. С годами в них заводится всякая дрянь, древесина начинает издавать резкий запах, а тряпки гниют и кишат насекомыми. Часто в темницы заползают змеи; Даниэль увидел одно блестящее тельце на костях, белеющих в полумраке у дверей одной из камер. Змея не пошевелилась, когда он прошел мимо.
Если пленницу все время держали здесь, тогда намеки Фариса могут обернуться… сумасшествием. В подобных условиях даже взрослый мужчина может потерять рассудок, что уж говорить о слабой женщине. Это Даниэль тоже учитывал и имел на сей счет распоряжения. Конечно, убивать женщин – гнусное дело, но бывают случаи, когда это наилучший выход. Если она сошла с ума, Господь простит Даниэля и примет ее душу на небесах. Все будет хорошо.
Где-то капала вода, и этот монотонный звук, тоскливый и безнадежный, показался Даниэлю звуком самого времени. Каково это – день за днем проводить в темнице, не видеть солнечного света, не слышать веселых людских голосов? Даниэль помнил, но не хотел вспоминать сейчас. Он прошел мимо открытых ртов всех камер в коридоре и остановился перед последней, единственной запертой здесь. На стене чадил факел, и оттого можно было как следует все осмотреть. Массивный замок на вид внушителен, но поддастся умельцу быстро. Решетка крепкая, однако ломать ее не придется. Даниэль взялся руками за прутья и вгляделся в камерную полутьму.
Грязный пол, вонючее ведро в правом углу и груда тряпок – в левом. Приглядевшись, Даниэль увидел в тряпичной куче волосы и понял: это женщина.
Желаю удачи (
Спасибо (
