и на сказочного волшебника (доброго или злого?). Но все же больше всего – на обезьяну. Правда, с очень умным лицом.
Эмма тут же дала ему кличку – примат.
Умный Шурик не обижался – в Эмму был страстно влюблен, а про себя все понимал.
Он был и жалкий, и несуразный, и смешной. Но взгляды он точно притягивал – любопытные и удивленные, что ли?
Было в нем что-то животное – внешность, ужимки. Все это было как-то… неприятно, но Элла гнала эти мысли, всегда помня фразу «лишь бы человек был хороший».
Веселиться он начал с порога, развлекая сестер анекдотами – «свежачком», как он говорил.
Балагурил он весь вечер, посмеиваясь и над невестой, и над «мероприятием», и над собой.
Он был довольно остроумным, скорее очень остроумным, но… Утомлял.
Ей-богу, здорово утомлял.
Пил он много и часто, не пьянел, но вдруг отключился и уснул, откинув голову назад и широко открыв широкий губастый рот.
Эмма резко встала со стула.
– Я в туалет. Ты со мной? – коротко бросила она сестре.
Смущенная Элла тут же поднялась и засеменила следом.
У зеркала в туалете Эмма внимательно разглядывала себя. Потом долго и тщательно красила губы.
Наконец Элла не выдержала и почти выкрикнула:
– Боже мой, Эмка! Зачем тебе… все это нужно?
Эмма усмехнулась, поправляя волосы, и ответила:
– Замуж! Ты же первая говорила, что нужно замуж. Чтобы семья! Или я путаю?
Элла молчала.
– Так вот, – продолжила Эмма, – я иду замуж. А ты что, думаешь, у меня очередь под окном? Или я выбираю? Нет, дорогая! Мужиков, конечно, полно, – тут она снова вздохнула, – только вот… в загс никто не торопится. А этот готов. Да ты не волнуйся. Он же не всегда… балагурит. Он очень начитан, образован. Интеллектуал, каких мало. А после Самоварова, а? – который был серьезен только у зеркала. Да, кстати. Он из прекрасной семьи. Папаша адвокат и мамаша дохтур. Квартира огромная в центре, а там… добра! Мы с тобой такого не видели. Сплошной антиквариат. Люстры, мебель, полы. Да и вообще – я от противного. Самоваров и Шурик – по-моему, очень смешно!
– Не очень, – осмелилась вставить Элла, – по-моему, не смешно.
– И вообще, – Эмма прищурилась и посмотрела на сестру, – он мужик обалденный. Ты поняла, о чем я? Даже Самоварову фору даст, а? Как тебе? А знаешь, какие у него были бабы? У него, у такого урода? Не знаешь. А были – сплошные красотки. Не мне чета, Элка. Поверь! Ну, как? – повторила она.
Элле было «никак». Точнее, это снова ее смутило, встревожило и расстроило.
Друг Шурика, вялый и белесый Вадим, все время ел и помалкивал. Он был похож на спящую, вчерашнего улова, огромную снулую рыбу – с полузакрытыми глазами и нечетким, методично жующим ртом.
Он был настолько индифферентен,
