кий сад
О детском саде помню немного. Помню его двухэтажное кирпичное здание, которое мы обходили за время утренних прогулок по нескольку раз; помню, ограждающий его из металлической сетки забор, защищавший нас от незнакомых взрослых.
Еще помню запах столовой, на первом этаже, из которой доносились запахи то супа, то пригоревшей запеканки. Больше всего мне нравился компот из сухофруктов, я мог его выпить по несколько стаканов сразу. После мне запретили так делать, так как я потом будил всех во время послеобеденного сна.
Нас заводили всех в огромную комнату с полусотней маленьких кроватей, и под либо чтение наставницы, либо под музыкальную сказку, и заставляли спать и видеть сладкие сны. И казалось, что все так делали, но когда наставница выходила за дверь, тут же поднимался гул и все вокруг начинали перешептываться.
Как это обычно бывало, через какое-то время голоса детей становились громче, и некоторые из них уже начинали без стеснения кричать, тут же сразу забегала наставница и наказывала их, за то, что они, мол разбудили всех остальных. Что из-за них одних никто якобы не спит, и несколько раз попадала за это и мне, при том, что я никогда не кричал громче остальных, – просто кровать моя была ближе всех к входной двери, и я часто просто не успевал спрятаться под одеяло перед входом наставницы.
После этого коллективного сна, нас всех выводили в другую комнату, набитую изрядно потертыми и пыльными игрушечками, в которой мы дожидались своих родителей. Интересно было наблюдать, как комната постепенно пустела, после того, как приходили то за одними, то за другими.
А наставница считала своим долгом перекинуться словечком с каждым родителем о дневном поведении их чада. В основном это были разумеется жалобы, а не похвалы. Хвалили всегда только девочек с большими бантами, впрочем всю оставшуюся жизнь их так продолжали хвалить за просто так.
Об утренних прогулках помню не много: собирали всякие осколки от бутылок, и играли ими в щелбаны. С воспитателями гуляли в основном девченки, а мальчишки просто бродили по двору, разбившись на кучки, собирая под ногами всякий мусор, или наоборот отшвыривая его от себя ногами.
Если девченки были не против играли в «картошку» с ними, когда бросаешь мяч и говоришь что-то пока он летит, а если тот, кто его ловит не согласен со сказанным, то должен его отбросить, а если согласен – поймать, и потом бросать другим. Как правило, говорили друг другу гадости, да так длинно, что игрок не успевал уже среагировать.
В то время только прошел по телевизору фильм «Супермэн», где тот летал за зелеными кристаллами на другую планету. Мы тогда тоже считали себя не меньше, чем суперменами, и потому втроем решили порезать себе пальцы грязным стеклом, и соединить их вместе, чтобы наша кровь смешалась и мы стали навсегда неразлучными друзьями. «Кровные братья» – так мы себя называли, кажется.
Тогда мы не знали, что артериальная кровь вытекает из тела и не может смешиваться, но это была дикая романтика. Потом когда мы ссорились, показывали друг другу порезы на пальцах, напоминая о том, что мы когда-то обещали, и тут же успокаивались.
Игр было не много в детском саду, в основном те что навязывали нам воспитатели, а они как правило были из прошлого века. Поэтому мы постоянно выкручивали свои тела на металлических турниках, повисая на них то на одной руке, то на одной ноге.
Падали чаще, чем звезды с неба, и вкус ржавого металла во рту был тогда весьма привычным. В соседнем дворе был полностью деревянный городок, по которому мы любили лазить, и однажды оступившись я упал с него, но упал почему-то вниз головой на землю, но хорошо, что мой вес тогда был маленьких и я не сломал себе шею под тяжестью тела. Я спокойно после этого встал и пошел, а в голове гудело, кружилось, как в поезде и слегка подташнивало, – позже оказалось, что это было сотрясение.
У меня до сих пор хранится фотография, где я стою с букварем, прижав его к груди, на фоне полуденного солнца за спиной в детсаду. Больше всего меня удивляло в ней то, что волосы у меня были желтые-желтые, как солома, как дыня, как лимон, а сейчас черные как ночь. Гены – вещь суровая, они нещадно борются внутри нас, пока мы бестолковые бегаем по двору в детском саду. В итоге победили черные, хотя первыми ходили белые.
В тот период я очень часто болел, и цвет больниц стал для меня родным, даже плохо засыпал без запаха медикаментов тогда. Помню длинный коридор поликлиники, с огромным количеством кабинетов по бокам, в каждом из которых я побыл точно и не раз.
Помню, возили меня даже к одной знахарке, которая чего-то там промычала с закрытыми глазами под свет свечи и сказала родителям то, что они и так знали, содрав с них кучу денег. С тех пор я стал бояться всяких знахарей, больше чем свои собственные недуги.
Ходили мы и на концерты экстрасенсов, которые на расстоянии лечили словом зрителей, и люди тогда почему-то в это верили, один я их только боялся. С детства не люблю так же клоунов, так как к нам,
