пятого утра, и было еще темно за окном.
Н.Н. закрыл глаза, в надежде поспать еще хотя бы немного и досмотреть сон, если получится, но не получилось, сон улетучился, спать совсем не хотелось, и было непонятно, что теперь делать с этим остатком ночи. Он стал думать, как здорово он спрятался от толпы во сне, за спиной. Хорошо бы и наяву так уметь, подумал он, тогда он мог бы стать как бы невидимкой. Повздыхал, встал, надел брюки, в которых ходил везде, и порой даже спал, когда лень было раздеваться, посмотрел в окно: шел вчерашний дождь, лужи кипели под тусклым высоким фонарем на улице, прохожих не было, а кричавший на улице или убежал, или умер. В комнате, под потолком все еще висела непонятная петля, которую он соорудил под подходящее настроение. Теперь это настроение улетучилось, так же как и предутренний сон. Он оделся и вышел под дождь. Взял зонтик, не забыл.
Нельзя объяснить необъяснимое, – навязчиво крутилась в голове фраза, – Да, нельзя объяснить необъяснимое, и что же мне теперь делать?
А закрытый зонтик он держал в руке, шагая под дождем.
Сегодня он должен был встретиться с сыном, ну, тем самым, отпетым, о котором уже было сказано. Он раз в месяц по договоренности уделял сыну из своей куцей пенсии львиную долю (если только можно было говорить в данном случае о львиной), мысленно успокаивая себя тем, что самому нужно совсем немного – на пропитание, и порой на недорогие лекарства от простуды, от гриппа… Сын редко навещал его, а пропустив оговоренный срок, посетив отца, брал задолженность за два, а то и за три месяца, если столько времени из-за своих неотложных воровских дел, не мог зайти… Ерунда это, – говорил Н.Н. про себя, – жить можно, нечего Бога гневить.
В Бога он не очень верил, проверив на протяжении всей жизни Его довольно таки равнодушное отношение к себе, хотя время от времени, когда испытывал редкие припадки бездумной веры, просил прощения за свою некрепкую привязанность к Нему. Но все равно не помогало: результат был нулевой. Бог в данном случае напоминал Н.Н. его сына – как со стенкой говоришь. Как он был подвержен приступам веры, так и сын время от времени, бросив пить, курить, хулиганить и бездельничать, начинал трудовую жизнь. Очень примитивную, надо сказать. Не желая получать никакого специального образования и даже не окончив среднюю школу, мальчик (которому уже было под сорок лет, впрочем так его называл только Н.Н., чему были тоже свои причины: не любил обращаться по имени, это, как казалось Н.Н. могло бы сблизить их, отца и сына, а сближаться он не хотел, в свое время натерпелся от него и считал, что свою мать, жену Н.Н. мальчик и свел в могилу, а как она его, сыночка любила!.. И как её любил он, Н.Н.!) мог трудиться только на примитивных работах – поденным рабочим на стройке, ночным сторожем, мойщиком машин на парковках, ну и прочее, похожее. Но даже на таких неприглядных работах он только и думал, как бы чем-нибудь здесь поживиться, что-нибудь, что плохо лежит слямзить, унести в клюве. Потом временный отпуск кончался, и подельники, спрятавшиеся по воровским малинам по уважительной причине, выползали,
