делают, облегчают задачу. – Сиваков говорил все это цинично, но на стену… на стену он смотрел, не отводя глаз. – Труп он из холла не перенес, а волоком приволок. Может, и надпись столь короткая «Мщу», потому что ему рукой отрезанной тяжеловато было орудовать. Кость у нее, у Полины, широкая. Так что не могу я сказать, что тут большая физическая сила потребовалась. Но и опровергнуть это мне пока нечем.
Гущин молча созерцал участок, открывшийся им из-за поднятой двери гаража.
Катя пыталась составить себе о доме полковника Вавилова цельное представление. Двухэтажный дом, новый. Сам построил его себе, взял кредит, ипотеку? Внизу – просторный холл, переходящий в гостиную с диваном и телевизором, и кухня. Супружеская спальня и другие комнаты наверху.
Тело Полины Вавиловой до сих пор лежало в гараже. Эксперты делали свою работу.
Такая молодая…
Она такая молодая…
Крашеные светлые волосы…
Эта рана на ее горле как алый цветок…
Ноги согнуты, неестественно подвернуты…
Ну да, ОН же «работал» тут с ее телом, орудовал электропилой… Это называется манипуляция. ОН манипулировал с трупом, потому что хотел, как сказал Сиваков, получить «подручный материал» для надписи.
Чтобы оставить нам указание на ясный и недвусмысленный мотив.
И чтобы вселить ужас в наши сердца.
Катя видела женские руки – там, на стене.
И женское тело, лишенное рук.
Хорошо, что полковник Вавилов больше не смеется там, за стеной… И не называет ЕЕ Венерой Милосской…
Когда бывшие начальники уголовного розыска бьются вот так в истерике, в бессильном отчаянии, потеряв самое дорогое…
Какая же она молодая – эта Полина, его жена. Ей всего двадцать лет.
– Во всем этом есть что-то нечеловеческое. – Эксперт Сиваков в который раз повторил эту фразу. – Я никак не могу отделаться от этой мысли. Но это не проявление маниакального психоза.
– А что это, по-твоему? – спросил Гущин.
– Демонстрация и торжество.
– Над чем?
– А над чем, по-твоему, торжествует месть?
– Мы сейчас попытаемся все это снять, – сказал эксперт-криминалист Сивакову.
Гущин как-то неприлично быстро повернул к двери – назад в холл. Катя, чувствуя, как к горлу подкатывает ком тошноты, заспешила за ним.
Прочь, прочь, прочь! Прочь отсюда.
Дверь в кухню закрыта. Там врач с Вавиловым. У распахнутой входной двери Артем Ладейников разговаривал с экспертами.
В холле пахло кровью и свежим, холодным ветром. Кате хотелось, чтобы это был просто ветер. И она безмерно обрадовалась, когда Гущин кивнул Ладейникову:
– Пойдемте пройдемся.
Они вышли, их окутали вечерние сумерки. Катя поежилась от холода, застегнула молнию стеганого пальто-дутика до подбородка. Апрель, а тут в низинах
