я сравнить с тем, что пришло вместе с началом производства напитка, которому город Коньяк подарил своё имя. Если продажа соли вместе с течением приносила городу серебро, то коньяк – золото.
Но вот берега снова расширяются, открывая нашим взорам безупречно чистое небо. Мы приближаемся к порту Сен-Жак. Уже издали различаем несколько габарр, пришвартованных возле двух величавых круглых башен, соединённых проездной аркой. Подплывая ближе, наблюдаем, как крепкие мужчины грузят в свои лодки товары. Торговцы и лодочники перекрикиваются, посмеиваются и время от времени провожают взглядами прогуливающихся по набережной хорошеньких девушек. Демуазели смущённо прячут глаза под полями прелестных шляпок и, не замедляя хода, волнующе шуршат светлыми подолами украшенных кружевом или расшитых цветами платьев.
Пока не станем останавливаться в Коньяке, нас ждёт важная встреча в его предместье. Мы проходим под одним из сводов каменного моста, между правым и левым берегом города. Миновав цепь островков, рассекающих поток реки на рукава, на возвышении замечаем, энергично перебирающую крыльями, мельницу. Пожалуй, самое время пришвартоваться и сойти на берег.
Только тсс, нас никто не должен заметить.
Часть 1
Молодой мельник обожал эту музыку. Ему казалось, что в будущем необычную мелодию непременно оценят и полюбят. Возможно, даже станут читать под неё стихи. Ритмичное громыхание вращающегося сита, скрежет каменных жерновов, и шёпот, разрезающих воздух, бретонских лопастей – все перечисленные звуки были родными Гастону. Своё детство он провёл на мельнице, изучая дело отца. Теперь предприимчивый родитель занялся изготовлением дубовых бочек для выдержки шарантского бренди, назначив ответственным за перемол зерна своего сына.
Пританцовывая, Гастон завязал два последних на сегодня мешка – один с чистой мукой, другой с отрубями, и плавно потянул тормозной рычаг. Закрепил крылья в положении «крест святого Адре», оповещая жителей округи, что до завтрашнего утра мельница приостанавливает работу.
На нижнем ярусе помольного сооружения имелся сколоченный ещё отцом Гастона высокий сундук, служивший одновременно шкафом и основой для самодельного умывальника. С подвешенного к стене медного бочонка мельник рукавом стёр мучную пудру.
Не став немедля изучать своё искажённое отражение, открыл краник и ополоснул лицо над широким тазом. Затем скинул покрытые белым налётом башмаки и одежду. Облачился в костюм, лучший в его гардеробе, зашнуровал блестящие ботинки и, пригладив каштановые вихры, пристроил на голове шляпу-канотье. Придирчиво вгляделся в закруглённый медный бок резервуара с водой, задрал подбородок и придал лицу деловитое выражение.
Оставшись довольным своим видом, Гастон выскочил на улицу. Уже почти до конца затворив дверь мельницы, услышал тоненькое, но с ноткой возмущения «мяу».
– Чуть не закрыл тебя, Лизетт. А ты сама-то что спишь? Ещё немного и уехал бы без тебя.
Белоснежная кошка прыжком преодолела порог и ленно потянулась.
– Мадмуазель, может, вас ещё нужно поуговаривать? – шутливо бросил мельник, усаживаясь на свой велосипед.
Лизетт отряхнулась, отчего вокруг неё образовался белый ореол мучной пудры. Резво перебирая лапками в направлении хозяина, кошка отрывисто мяукала, будто отчитывая Гастона за нетерпеливость.
Молодой человек заботливо усадил питомицу в прикрученную к рулю джутовую корзинку и задиристо произнёс:
– Надеюсь, жена мне достанется менее сварливая, чем кошка.
То ли от яркого солнца, то ли поняв упрёк хозяина, глаза-блюдца Лизетт недовольно прищурились.
Добравшись до бревенчатого причала, возле которого было назначено свидание, Гастон убедился, что лодка на месте, а значит, ничто не препятствует речной прогулке с его дамой сердца.
Не прошло и пяти минут, как в поле зрения показалась Валентин. Из-под нежно-голубой юбки чередуясь, выскакивали носы аккуратных маленьких туфелек. Модный нынче рукав с объёмным фонариком, называемый «баранья ножка», на блузке Валентин обозначался воздушными романтичными рюшами. Перекликаясь с оттенком наряда, прямые перья на кокетливой шляпке, щекотали невидимого, но определённо летающего рядом проказливого купидона.
Натренированная важность вмиг исчезла с лица мельника. Мысли рассеялись, брови чуть приподнялись, а глаза заволокла, словно хмельная пелена.
Первой с прибывшей девушкой поздоровалась Лизетт. Кошка примяла подол Валентин и ласково потёрлась о её ноги. После ловко запрыгнула на дерево, давая понять, что предпочитает дождаться влюблённых на берегу.
Парочка уселась в лодку. Отплыв от причала, застенчивая неловкость, всякий раз одолевавшая молодых людей в первые минуты встречи, была вытеснена бурным обсуждением прочитанного ими давеча романа.
