только пятна краски в картину не складывались.
Часть фона.
Они и рамы с обрывками холстов. Картин, которых Стас так и не увидел. И можно заказать реставрацию, ему предлагали, а он отказался. К чему картины, когда Мишки нет?
Его нашли на полу в луже собственной рвоты, с ножом в руке, с безумным взглядом… явный передоз, как сообщил Стасу следователь. Без тени сочувствия сообщил, потому что наркоманам сочувствия не положено. Наркоманом оно и без надобности.
Но Мишка не был…
…в крови обнаружены…
…и список того, что обнаружено, впечатляет.
…и Стас все равно не способен поверить, что Мишка, его младший братец, своенравный, упрямый, способный пойти против отцовской воли, добровольно глотал колеса.
– Так ведь художник. – Следователь с трудом сдерживал зевок. Ему было недосуг вести пространные беседы с холеным родственничком потерпевшего. У него имелось в производстве еще две дюжины дел, а в придачу к ним начальство за спиною, которое требовало немедленных результатов.
А результатов не было.
– Натура творческая. Нервная. Может, в завязке был, а потом сорвался… выставка… то да се… стресс…
Стас ушел.
Не стал скандалить, не стал искать знакомых, как-то сразу поняв, что нет смысла давить на этого вот, измученного жизнью человека, который вполне искренне верит, что Мишка сам во всем виноват.
Стас почти убедил себя, что так и есть.
Что он давно не видел брата – чистая правда, а значит, мог и не заметить… и вправду, выставка… и все остальное… а тут вдруг говорят…
За оградой кладбища ветер поднялся, резкий, порывистый и по-зимнему холодный. Этот ветер пробрался под Стасову куртку, а Людочка и вовсе сгорбилась, попыталась поднять воротник нелепого своего пальто…
– Мамино, – пояснила она. – Я пуховик предпочитаю, но… показалось неправильным идти на кладбище в розовом пуховике… а из другого вот…
Стасов джип на стоянке смотрелся чуждо. И надо бы отправляться. Нехорошо опаздывать на поминки собственного брата.
– Садитесь, – предложил Стас, а Людочка, к счастью, не стала отказываться и лепетать, что это неудобно, неприлично… да и выглядела она не такой растерянной и никчемной, как ему запомнилось прежде.
Надо же.
Нарколог.
– Анна Павловна решит, что у нас с вами роман, – села Людочка на переднее сиденье, рядом с водительским. – Она не оставляет надежды устроить мою личную жизнь.
– А она не устраивается?
Людочка пожала плечами. Не устраивается, значит. Впрочем… какое Стасу дело? И до нее, и до Анны Павловны с ее фантазиями. Он уедет.
Сегодня же.
Или завтра. В крайнем случае послезавтра.
– Что именно он принял?
– Что?
Стас задумался и позабыл о Людочке, тем
