соперничество с этим зеленым насаждением… – пробормотал Басоргин. – Но это мы отложим на потом. Присаживайтесь, Никита Михайлович. Меня зовут Эдуард Карлович.
– Добрый вечер, – сказал Никита.
На первый взгляд Басоргин выглядел как партийный функционер советских времен. Или главный инженер, который в перестройку успел сориентироваться, встал носом по ветру, пережил смутные времена без особых потерь и теперь работал на том же предприятии менеджером по закупкам оборудования. И все у него всегда схвачено, причесано, отчетность в порядке, подчиненные надрючены, откаты проплачены, и начальство довольно. И главная задача его теперь – не в чертежах разбираться, а поддерживать собственный имидж на должном уровне. Чтобы никому и в голову не пришло посадить на теплое место дочку главы местной администрации.
Басоргин сел в офисное кресло за тот стол, на котором соблюдался порядок. Никита и Саша, подтащивший два стула, расположились напротив.
Рассказывал Спешилов. По ходу повествования Эдуард Карлович несколько раз отвечал на телефонные звонки, останавливая увлекшегося Сашу взмахом руки. Разговаривал он со всеми одинаково. За коротким «так» следовала пауза, длина которой зависела от заковыристости поставленной задачи, иногда – быстрый взгляд в работающий на столе компьютер, иногда один-два уточняющих вопроса, а затем – рекомендация. Никаких «возможно», «наверное, будет лучше», «ты давай сам подумай», «а зачем мне звоните» и «это не в моей компетенции». Пару раз он звонил кому-то сам. В дверь дважды заглядывали. Басоргин вежливо просил зайти позже.
Сначала удивленный Никита решил, что ошибся в том, что Эдуард Карлович изображает видимость деятельности. Похоже, тот и в самом деле работал – прокручивал в голове огромный объем информации, параллельно вникая в детали Сашиной истории. А потом до Никиты дошло. Находясь в самом сердце Ночного Дозора, он умудрился упустить из виду, что перед ним не человек, а волшебник. Иной.
Сурнин так заигрался в игру под названием «Я больше не хочу быть одним из вас» и так в этом преуспел, что автоматически подошел к Светлому Иному первого уровня Силы, вхожему в глубинные слои сумеречного мира, с убогой человеческой меркой – хлипкой, мелкой и абсолютно в данном случае неуместной. И увидел то, чего и заслуживал с таким подходом, – ярлык, предназначенный для мира людей. Внезапно он почувствовал, что Басоргин стар. И так же внезапно увидел, насколько он силен, этот добрый волшебник, восседавший в наспех оборудованном кабинете и сердито топорщивший усы.
Такому, как Басоргин, можно было без всякого смущения жаловаться на людей, на Свет и Тьму, на запутанную жизнь и на соседского кота, опять нагадившего на коврик у двери. И не бояться, что тебя не дослушают или дослушают лишь для того, чтобы еще очень долго шептаться за спиной.
Никита вдруг разом, резко, до противного тянущего ощущения в груди понял, как ему всего этого не хватало. Не трупов на улицах, не бессонных ночей в дозоре и даже не Басоргина, который поймет, выслушает и не осудит, –
