style="font-size:15px;"> – Пап, они искали Рича и спрашивали про дневник. Я сказала, что ничего не знаю, – гордо ответила дочь.
– Мы тоже ничего не знаем, – сказала Мэй.
– Пап, я его прочла, – прошептала Лиз. – Там правда так и есть?
– Рич сказал, что да, я ему верю, – ответил роб. – Ты кому-нибудь рассказывала о нем?
– Пока нет, – Лиз сверкнула синими глазами. – Но об этом должны знать все!
– Не думаю, что они хотят это знать, – с сомнением сказал Роб. – Давай поедим, ты же приготовила ужин?
– Да! – обрадовалась дочь. – Я сама запекла мясо, но оно немного пригорело.
Она потащила родителей на кухню и с гордостью вытащила из печки противень с сильно подгоревшими кусками мяса и зимними корнеплодами.
– Выглядит вполне съедобно. Что скажет санитар J? – усмехнулся Роб.
– Мне нравится, – сказала Мэй, отщипнув кусок мяса. – Как раз то, что я хотела сейчас.
5
Кира открыла глаза и увидела слепящий белый свет. Он не покидал ее ни днем, ни ночью. Она почти ничего не видела кроме этого света. Встав с кровати, она на ощупь прошлась вдоль стен, держась за холодную гладкую поверхность левой рукой. Комната была круглая, как ей казалось, и в ней не было ни одной двери и ни одного окна. На Каткьюбе не было окон, только в подземном городе, но здесь все дома стояли на земле, вырастая вверх на несколько этажей, почему же они поместили ее под землю? Свет гас ночью, когда она уже спала, изморенная одиночеством и безмолвностью заточения. Она совсем иначе представляла себе жизнь на этой планете, сейчас ей казалось, что на ее родном Каткьюбе было лучше. Как прав был Тринадцатый, он всегда прав, когда говорил, что их на Земле-232 никто не ждет.
Кира чувствовала, что она здесь чужая, она знала, что за ней постоянно наблюдают, что в этой круглой комнате видят каждое ее движение. На Каткьюбе даже в поземном городе у нее было место, куда она могла спрятаться, хотя бы на пару минут, но побыть одной. Глаза постепенно привыкли к яркому свету, она зашла за ширму, поставленную кругом, и облегченно вздохнула. Эту белую ширму принесли высокие белые женщины, они были добры к ней, пытались разговаривать, но они не понимали друг друга. Внутри этой ширмы у Киры был крохотный уголок. Большая белая женщина поставила ее так, чтобы Киру не видели в камеру. Кира так и не смогла разглядеть, где эти камеры, потолок был абсолютно белый, как и стены и пол, сливавшиеся в единую поверхность, будто бы она находилась внутри сферы.
Кира переоделась и вышла из-за ширмы. Ей было все равно, видят ли ее тело, она об этом не думала, ей просто не нравилось, что за ней постоянно наблюдают, это чувствовалось кожей. Она подошла к умывальнику и умылась, рядом стоял большой унитаз, она с трудом им пользовалась, каждый раз боясь, что провалится в него. Она не понимала, что за удовольствие следить за ней. Сначала она думала, что так надо, они должны ее узнать, потом думала, что, наверное, они больные и их надо пожалеть. Внутри нее росло презрение к ним. Эти большие люди были совсем не похожи на седого D и рыжего К, они были другие, Кира
