ты разве не помнишь меня? Мы с девушкой сидели тогда на этой лавочке возле вашего дома, а ты сначала подглядывала за нами, а потом ушла, не дождавшись наших поцелуев. А на следующий день угощала меня виноградом и рассказывала, что нарисовала портрет Аллы Пугачёвой и что вылечила чайку, а она клюнула тебя в руку и улетела.
Лера медленно опустилась на стул, и её взгляд забегал по его лицу, словно сканируя увиденное и сопоставляя с тем, что удалось вспомнить.
– Этого не может быть… Это просто кино какое-то… Как я могла не узнать тебя… Вот я дура.
– Но я ведь тоже тебя не узнал.
5
Ещё с тех времён, когда его имя не сходило с первых страниц газет, а его книги печатались огромными тиражами, любимым местом Альберта Кошкина, где можно было отдохнуть от назойливых приставаний читателей, был ресторан Центрального Дома Литераторов. Лучшие в городе шашлыки, за каждым столиком богема и водка в неограниченных количествах, даже когда в кармане ни копейки. Альберт запросто выпивал здесь с Евтушенко и Михалковым, Твардовским и Окуджавой, Симоновым и Шукшиным. А потом ему стало стыдно приходить сюда. Нечем было хвастаться, да и не за что было пить, а клянчить в долг не позволяло чувство собственного достоинства. Он хоть и терял иногда человеческий облик, напиваясь до полусмерти, но человеком старался оставаться.
Казалось, что за время творческого простоя, о нём окончательно забыли. Жизненных сил придала Лара, рассказавшая об издании его книг за границей. Какое-то время Альберт тешился своим тайным диссидентством, кичился сам перед собой заоблачными гонорарами, но этого было мало, хотелось прежней славы.
Как-то выпив лишнего, он решил взять штурмом некогда милую обитель. Швейцар на входе в ЦДЛ какое-то время упирался, ведь удостоверение Союза писателей оказалось просроченным и членские взносы давно не плачены, но всё же смилостивился, вспомнив, как Альберт Кошкин шикарно гулял здесь раньше, оставляя ему немалые чаевые. Здесь всё было прекрасно, и что самое главное – ничего не изменилось, те же деревянные элементы в оформлении интерьера, портреты литературных гениев на стенах, огромные кожаные диваны и кованные люстры, свисающие с резного потолка… И запах… Его ни с чем невозможно было спутать – устойчивый микс дорогого курева, изысканного алкоголя и божественных ароматов кухни.
– В ресторане мест нет, тем сейчас Жванецкий читает, – уведомил швейцар, аккуратно укладывая в карман пятьдесят рублей, полученные от Альберта.
– А буфет работает?
– Как же без буфета. В лучшем виде.
Заказав сто пятьдесят грамм водки и бутерброд с чёрной икрой, он уселся с краю, чтобы видеть всех входящих, готовый ответить на любые вопросы и рассказать всё то, что до сих пор оставалось тайной. Пусть, суки, завидуют. Ждать пришлось недолго, из ресторана ещё доносились аплодисменты и крики "браво", а в буфет уже потянулись жаждущие.
– Альбертик! Сколько лет, сколько зим! – раскинув в стороны руки, воскликнул Тимур Звягинцев, бывший друг
