не выдрала и всю задницу до синяков не излупила, бабке ведь даром что девяносто пять, даром что ветром ее вроде бы сдунет: силища у нее в руках – куда тебе пятнадцатилетней Лерон! К счастью, дралась бабуля очень редко, Лерон она и не била никогда… вот прадеда два года тому так навернула в висок, что он копыта мигом откинул! Правда, участковый, дядя Евгений, везде записал во всех протоколах, что прадед сам с крыльца свалился. Да разве мог он иначе написать, коли бабуля доводилась ему родной бабкою?! Дед, конечно, тоже был родным… А все-таки дядя Евгений на деда имел зуб, ибо старикан был снохачом из снохачей и именно с женой дяди Евгения застигла его прабабка перед тем, как отправить на тот свет.
Вся деревня знала, что дядя Евгений покрыл преступление, и вся деревня его за это уважала. Жена его, поблядушка, да и прадед, если на то пошло, были чужие, заволжские, левобережные, а бабка и сам дядя Евгений – свои до мозга костей: здесь, в Правобережной, родились, здесь выросли, здесь и похоронены будут на своем кладбище, возле церкви Матушки-Троеручницы…
Левобережных отчего-то испокон веков увозили хоронить за Волгу. Туда отвезли и прадеда, а поблядушка, с которой дядя Евгений мигом оформил развод, сама уехала.
Между тем, пока Лерон размышляла, бабка продолжала рассказывать про Белую полоску (Берег Слоновой Кости тож) и каменье херь.
Если отыщет сие каменье девка-невеста, жди скандала после первой брачной ночи: непременно распочатой окажется. Конечно, она начнет плакать-кричать, мол, не было у меня никого, мол, не давала никому, и это правда: не она виновна – каменье херь!
Коли наткнется на оное каменье мужняя жена, то вскоре забеременеет и родит, однако сын али дочь окажется ни в мать, ни в отца, а либо в соседа, либо вовсе в какого-нибудь проезжего молодца. И напрасно женка станет бить себя в белые груди, доказывая, что ни-ни-ни – ни сном, ни духом не допускала греха: никто ей не поверит. А зря, ибо виновница случившегося не она, а каменье херь.
– Ну и словечко! – хохотнул городской. – И на что ж это каменье херь похоже?
– А сам не догадываешься? – спокойно вопросила бабуля.
– Неужели на… хм-хм?.. – Городской смущенно запнулся.
– Во-во, – сказала бабуля. – На енто самое, что у мужика в штанах свернувшись лежит да знай ждет своего часу, чтобы баб во грех ввести. Величины каменье бывает разной: какое – в вершок, какое – в пядь, но, сам понимаешь, дело не в размере…
– …а в технике, – ляпнул городской что-то непонятное.
– Это уж точно, – хмыкнула бабуля, которая, похоже, его превосходно поняла. – Большую херь найдешь или малую – конец один, и не шибко хороший. Теперь ты знаешь, почему у нас Белую полоску Берегом Слоновой Кости зовут и почему туда никто ходить не любит. Вот разве что вы, приезжие, лезете туда, будто для вас там медом намазано… Даже какие-то студенты, помню, приезжали, легенду про Слона записывали, говорят, это местный фольклор, даже книжку прислать обещали, в которой этот фольклор,
