я не убивал, могу подтвердить даже под воздействием духовника.
– За этим дело не заржавеет, – заверил меня Тимашевсикй.
Ну да, расскажи. Тогда почему мы еще здесь? Нет, хитрый коротышка, если бы ты мог, уже давно затащил бы меня в застенки своей дознавательной комнаты. Но я все еще здесь, а это значит, что тебе что-то мешает.
– Хорошо, Гущин, а как вы объясните, что на руках Никитова была ваша кровь?
– Значит, это он ударил меня по голове.
– То есть, вы там были?
– На крыше? Да, я ждал Ингу Игнатьеву. Зачем – не скажу, это личное.
– Не сходится, Гущин. Там были следы борьбы – сломанные сваи, выбитые стекла, обожженные опоры, наконец. Кто был там кроме вас?
– Кирилл Семенович, я ведь если отвечу, вы все равно не поверите.
– Попробуйте меня удивить.
– Там были Игнатьев с Кильчицким. Они напали на меня, а я отступал и потом потерял сознание. Опомнился уже в вагоне грузового поезда, который завез меня далеко на восток. И сейчас, господин Тимашевский, я хочу вернуться в свою комнату, привести себя в порядок и призвать к ответу двух этих людей. Оказывается, сзади напал на меня Никитов, но его призвать к ответу уже не выйдет, насколько я понимаю.
– Ты нарочно меня дразнишь, щенок? – Тимашевский подошел ко мне вплотную и посмотрел снизу вверх. – Ты ведь знаешь, что Игнатьева с Кильчицким отправились в Москву и допросить их я не смогу. Сначала ты пудришь мне мозги и оставляешь нераскрытым дело о нападении на поместье Гущиных, теперь ты мне подсовываешь еще один труп! Поверь, Гущин, я добьюсь, чтобы ты попал в застенки комнаты для дознаний, и вот тогда я все с тебя вытрясу!
Тимашевский замолчал, выдохнул и немного успокоился, после чего бросил на меня гневный взгляд. Все это время я стоял спокойно, едва сдерживая на лице улыбку. Ну не рыдать же. Пусть изводится, я ему на допрос не набивался.
– Я бы забрал тебя прямо сейчас, но знаешь что играет тебе на пользу? Рядом с телом Никитова лежала марля, смоченная парализующим ядом. Это очень хорошо вписывается в твою теорию. Но не расслабляйся, Гущин! Я добьюсь встречи с Игнатьевым и Кильчицким, а потом мы еще вернемся к нашему разговору.
Тимашевский развернулся к дружинникам и махнул рукой.
– Впустите его, пусть катится куда ему нужно.
Что за дела? С каких пор Тимашевский отдает приказы дружинникам? Почему меня никто не встречает, что здесь вообще происходит? В здание академии я вошел в самом скверном расположении духа. Мало того, что в последние две недели мне приходилось вкалывать в копях, бежать из плена, питаться чем попадет и путешествовать на поезде в роли руды, так еще и в академию не пускают и грозятся выставить убийцей. Вот что Тимашевскому удалось, так это вывести меня из себя.
Дверь в гостиную едва не влетела с петель, когда я резко распахнул ее и вошел в комнату. Мое появление произвело настоящий фурор среди небольшой группы студентов, которые были там.
– Миша! –
