замечать. Заглядываться на еле видные морщинки в уголках глаз, когда она смеется, на одинокую ямочку на правой щеке, слушать, как она препирается со стражниками за дверьми башни, уверяя, что не нуждается в помощи, – пожалуй, довольствоваться этим было не так уж плохо.
Я предпочитал, чтобы о моих походах в Грею знало как можно меньше и людей, и эльфов, а потому Индис дежурил на западном выходе из леса в разы чаще, чем прежде. Его упорство и самоотверженность восторгала прочих часовых, и однажды вкусив искреннюю похвалу, он больше не мог отказать мне в услуге. Взамен он требовал лишь одного: развернутых ответов на все его – крайне многочисленные – вопросы. Впрочем, вскоре область его интересов сузилась до двух, касавшихся буйствующих в моей душе чувств. Бэтиель, периодически ожидавшая моего возвращения в компании друга, презрительно фыркала, стоило Индису завести разговор.
– И что вы находите в этих людях? Живут, как букашки, жадные, глупые…
– Сколько трудов из библиотеки ты прочитала на этой неделе, свет жизни моей? – в том же тоне ответил ей Индис.
Оскорбленная эльфийка кинула в него первую же ветку, до которой смогла дотянуться.
Осень постепенно вступала в свои права. Бездумно прогуливаясь по извилистым тропам, я набрел на усыпанную ромашками поляну. Так долго они цвели лишь в этом месте; порой их можно было увидеть даже выглядывающими из-под толщи снега. Я часто приходил туда с отцом, когда перед отъездом в замок тот собирал букет для очередной знатной дамы. Впрочем, возможно, он делал это лишь для одной из них.
Поддавшись мимолетному порыву, я принялся выбирать цветы для венка. Чтобы развлечь меня и скоротать время, отец всегда напевал что-то незамысловатое, и я неосознанно принялся мурлыкать случайную мелодию себе под нос. Музыка всегда завораживала меня, а процесс ее создания и вовсе казался мне чем-то невероятным, подвластным разве что самым талантливым из живущих. Однако все попытки научиться петь – и уж тем более играть на инструментах – оборачивались крахом, из-за чего пел я редко, стараясь избегать наличия зрителей.
Плетение венков, как оказалось, тоже требовало определенного опыта, но я точно знал, у кого его было в избытке. Сестер ничуть не расстроило, что предназначенные им украшения пришлось плести собственноручно; они самоотверженно учили меня создавать прекрасное – разве что Талани сообщила, что у меня «неповоротливые пальцы», и вложила во вздох всю тяжесть нелегкой девичьей жизни, когда я не сумел завязать стебли в последний узелок. Шаэль и Файлин не разделяли негодования сестры и, водрузив на голову венки, полдня хвастались, что братец сам соорудил для них подарки.
Вечером того дня я собирался наведаться в башню за новой порцией светских бесед и, возможно, парой букв из людского алфавита. Однако, увидев у поста Индиса гонца-полукровку, тут же почуял неладное. Богиня одаряла магией не всех, и потому не каждое дитя смешанной крови становилось друидом, как мой отец или
