ее достижения – ты весь срок своего пребывания в этом измерении будешь лететь как по рельсам, испуская моторный рев и искрясь от переполняющей тебя энергии.
А если у тебя нет такой цели? Нет мотивации для ее достижения? Нет никакой мотивации вообще?!
Что ты делаешь в таком случае? Целыми днями тупо сидишь на ж…, периодически задаваясь вопросом: на фига, вообще, я живу? Ради чего? Зачем я здесь?! И ждешь, когда с тобой произойдет что-нибудь из ряда вон. Пусть даже не очень хорошее, но непременно что-то экстраординарное, радикально меняющее надоевший образ жизни и вот это томительное никчемное ожидание.
Короче. Поговорка верна наполовину. В жизни нет ничего хуже ожидания. А особенно – страшного в своей неотвратимости ожидания смерти, о времени прихода которой тебя уже поставили в известность.
Вор задерживался. Я исписал кучу бумаги своими идиотскими сказками про истребительный отдел, выпил еще водки, с грехом пополам поел, глотая непережеванные куски, вздремнул и вновь протрезвел – а мой назначенный случаем судья все не ехал.
Рукосуя поменял любитель поболтать (на этот раз, правда, он работал глухонемым послушником: сидел на диване и молча лицезрел кучу барахла), его, в свою очередь, сменил третий супертяж, про которого и сказать-то нечего.
Вот так просто сидеть в ожидании конца было мучительно и муторно. Временами возникало острое желание плюнуть на все и броситься на сатрапов с кроватной спинкой наперевес. Единственно, что согревало в эти минуты, – крохотный лучик надежды. Я бросил на волю три воззвания. Если хотя бы одно из них дойдет до адресата, у меня есть шанс на спасение…
Прохор явился уже в первых лучах заходящего солнца (типа – Гесперида из централа!).
Живьем я его не видел ни разу, но фото на ориентировке было вполне актуальным – узнал, как только вошел.
Прохор не вписывается в стандартные рамки воровского облика, впечатанного в массовое сознание стараниями режиссеров и писателей. Никаких тебе благообразия и монументальности – это мелкий тип, шустрый, юркий, востроглазый и вообще какой-то по-пацански несолидный.
Тем не менее не следует забывать, что Прохор – один из крупнейших столичных авторитетов и вообще во всех отношениях большой человек. Вот вам пример, когда внешний облик никоим образом не соответствует статусу персоны.
– Били? – уточнил Прохор, ощупав меня цепким взглядом.
– Сопротивлялся, – очкарь слегка порозовел от смущения. – Эээ… Короче, хотел свалить – вон, Санька укусил.
– Ну-ну… – Прохор достал из кармана мятый листок и сунул очкарю: – На, читай.
– Это что?
– Читай. Вслух.
– Вслух?
– У тя че – уши заложило?
– Да не, я понял…. Гхм… Эмм… «Ящик непаленой водки…»
Я чуть с табурета не рухнул. Е-мое… Это ж мое воззвание!!!
– «…получишь ты, если позвонишь вот по этому телефону и скажешь: „Андрюху приняли. Четвертый по списку. Спросить близнецов, они в курсе“. Не забудь назваться и
