москвич.
– Да мне кажется, если это общая их нычка, то сам Головченко там уже давно побывал.
– С чего ты это взял?
– Чемодан тот фартовый. Он пуст.
– А не Цыпин принес его с собой, чтобы погрузить все нужное?
– Что погрузить? Патроны, гранаты и пистолеты? На черта они ему в бегах нужны в таком количестве? Нет, он пришел за содержимым чемодана. Чемодан был в тайнике, это по слою пыли и каменной крошки на нем видно. И выпотрошили его заблаговременно, что Цыпина сильно душевно задело. Недаром чемодан продавлен. Уверен, это он по нему от избытка эмоций прыгал. – Я усмехнулся, представив, как контрик, подобно обезьяне, руками и ногами скачет по пустому чемодану, оскаливая клыки. Фу, ну и фантазии!
– Кто выпотрошил? – продолжал напирать москвич. – Головченко? А чего он не прихватил с собой сам чемодан? Зачем из него что-то перекладывать?
– Наверное, чтобы не привлекать лишнего внимания. Человек с чемоданом гораздо более заметен, чем человек с обычным мешком. Особенно если он для маскировки одет в крестьянские лохмотья. Вы обращали когда-нибудь внимание на крестьянина с мешком?
– Твоя правда, – кивнул Русаков. – И где сейчас Головченко?
– Да кто ж его знает? Может, совсем рядом прячется. Но, скорее всего, взял, что нужно, и рванул из области на оперативный простор. Теперь ищи-свищи ветра в поле.
– Эх, – покачал головой Русаков. – Наверняка в тайнике интересные бумажки были. Очень бы они нам пригодились. Потому как голову мы срубили, а тулово гидры где-то здесь. Совсем рядом. И отравляет оно все вокруг… Ладно, иди-ка ты на боковую, товарищ Большаков. Спать тебе осталось два часа. Не забыл в пылу сражения, что у тебя выезд в Свободное?
– Память пока не отшибло, – поморщился я. Эти выезды для меня с каждым разом были все тягостнее, но выбирать не приходилось.
– Рана не помешает?
– Не помешает.
– Тогда ты старший, – опять перешел на бодро-повелительный, не терпящий возражений тон Русаков. – И особо никого там не жалей. Образцово-показательно их надо укатать…
Глава 3
Наш «АМО» колдыбал по ухабистым и совершенно неприспособленным для его нежных колес дорогам. Деревянные, обшитые железом стенки жалобно потрескивали и скрипели, а крыша из дерматина вибрировала. Да, дороги в России – вещь порой скорее условная, чем реальная.
Светало. Мы обгоняли неторопливо тянущиеся телеги, уныло бредущих с граблями и прочим инструментом на плечах изможденных крестьян. А вот и вестники новых времен – на полях стрекотали трактора, доселе чудо невиданное. Но некоторые из них стояли как вкопанные – то ли поломанные, то ли трактористы не горели рабочим энтузиазмом. В общем, жизнь текла, весна несла первое тепло, шел ранний сев. Но все время, выезжая за город, я погружался в ощущение, что все в этих местах идет будто через не хочу, через сопротивление среды. И я знал,
