видов, просто так она к нему хорошо относится.
Пока он ел, я направила беседу в нужное русло. Не касаясь опасных тем, я расспрашивала о школе и о прежних соучениках.
– Школа, как ты видела, никуда не делась, – рассказывал Мишка, – расширилась даже, еще классов прибавили, я там преподаю время от времени.
– А Леонида Пална? Жива?
Такое имя было у нашей директрисы, которая преподавала в школе историю искусств.
– Жива, что ей сделается! Каждую весну грозится на пенсию уйти, а потом осенью снова на рабочем месте.
Дальше мы перебрали старых знакомых, кто где, Мишка знал про многих.
– А ты сам как? – спросила я, чтобы он не задал этот скользкий вопрос мне.
– Да как… закончил академию, работал где-то от случая к случаю, реставратором, художником-оформителем, потом в школу вот устроился преподавать. Пишу помаленьку, в выставках участвую, персональную готовлю.
– Здорово! – искренне сказала я. – Всегда знала, что из тебя получится что-то стоящее.
– А ты? – начал было он, и настроение у меня тут же упало.
Надо же, а как хорошо было сидеть тут, в тепле, пить кофе и разговаривать. Впервые за долгое время туго скрученная пружина внутри меня не то чтобы распрямилась, но чуть ослабла.
Стало чуть легче дышать, ужасные воспоминания слегка подернулись дымкой, в ушах перестали звучать крики мужа, перед глазами не стояло его лицо, искаженное злобой и ненавистью.
Бывшего мужа, тотчас поправила я себя. Точнее, официально пока не бывшего. Только об этом лучше не думать. А пока отговориться занятостью и недостатком времени и поскорее уйти.
Положение спасла Маруся. Она положила голову Бобрику на колени с намерением выпросить кусок ветчины, от моей булочки ей не было никакой пользы.
– Ох ты, моя хорошая! – расчувствовался Мишка.
– Ей нельзя ветчины! – тут же спохватилась я. – Сыру можешь дать, только маленький кусочек.
– Маруся… – умилился он, слыша чавканье под столом. – А полное имя как?
– Ты не поверишь, – вздохнула я. – Марсельеза! Она породистая очень, с таким именем ее и купили.
– Как? Марсельеза? – Мишка захохотал и тут же запел на мотив «Марсельезы»:
– Отречемся от старого ми-и-ра, отряхнем его прах с наших ног!
– Мишка, не надо! – взмолилась я. – Прекрати сейчас же! Это плохо кончится!
Но он меня не слышал и самозабвенно выводил:
– Нам не нужно златого куми-и-ра, ненавистен нам ца-арский черто-ог!
Надо же, слова какие-то знает…
– Мы пойдем по следам наших братьев…
И вот тут началось. Маруся, прожевав сыр, вылезла из-под стола, села, аккуратно расположив лапы и… завыла. Я-то знала, что это она так подпевает своей любимой песне, но непосвященным людям эти звуки слышались воем.
– Что это с ней? – подбежала Лариса.
– Это
