style="font-size:15px;"> «Ты чересчур стараешься. Расслабься».
Листнула, листнула, листнула.
Я топнула, словно могла привлечь ее внимание. Или вообще чье-то. Как будто мои собственные движения и слова не были так же бесполезны.
«Просто читай через плечо, – сказала я. – В любом случае это отнимает меньше энергии. Ты же знаешь, поначалу у нас ее мало. Если будешь упорствовать – истощишь себя».
Девушка не слушала, не смотрела. Нахмурилась, листнула.
«Если истощишь себя, то потеряешь время, слышишь? Ты потеряешь себя. Спустя недели, месяцы, годы обнаружишь, что блуждаешь где-нибудь в Индиане, или плывешь на лодке по озеру Мичиган, или сидишь на крыше Чикагской торговой палаты, или вместе с птицами летаешь вокруг Рукери-билдинг, удивляясь, как очутилась здесь. Ты этого хочешь?»
Нахмурилась, листнула, нахмурилась, листнула.
К ней, заблудившейся в собственной смерти, было не достучаться. Но что может быть смертоносного в газете? Может, она порезалась бумагой? Может, моя мама была права в том, что простые слова способны превращать мозги в кашу? А может, у этой девушки тоже было слабое сердце?..
Тогда ей следует держаться подальше от газет. Все эти разговоры о войне могут шокировать. А сердце всегда страдает в первую очередь.
Затем я почувствовала на себе пристальный взгляд девушки: горячий, очень горячий. Ей необязательно было со мной разговаривать, я слышала ее мысли: «Кого ты назвала слабой?»
Я шагнула назад: «Я не хотела…»
Ее пальцы листнули, и на этот раз она выдернула газету из рук мужчины. Газета облетела зал, как сокол, как сова, как орел, раскинувший крылья, и упала на стол.
Читатели удивленно переглянулись.
– Наверное, сквозняк, – сказал мужчина.
– Какой еще сквозняк? – спросила женщина.
«Сквозняк», – произнесла я.
Девушка изогнула бровь крутой дугой, словно ее кожу пронзил крючок.
«Как ты?..» – начала я.
Она прижала палец к губам: «Ш-ш-ш».
– Благословите, отец, ибо я грешна. С последней исповеди прошла неделя.
– Говори.
– Я плохо думала о свооей младшей сестре, Тони. Она всем твердит, что выйдет замуж за герцога. А в Америке вообще нет герцогов.
Отец Пол кашлянул.
– Может, она собирается переехать в Англию?
– Как будто это поможет.
Отец опять закашлял и ничего не ответил. Фрэнки хотелось бы лучше его видеть сквозь решетку. Когда он не проповедовал и не вещал об аде, у него было дружелюбное лицо.
– Тони смешная, – продолжала Фрэнки. – Но я не знаю, грех ли так думать, потому что все так о ней говорят.
– Тогда этим всем тоже нужно исповедаться, – ответил священник. – Ты искренне раскаиваешься?
«Нет», – подумала она.
– Да, –
