И сообщила, что ее агентство находится на бюджетной плахе, официально объявлено, что в будущем финансовом году оно будет упразднено. Сочувствия к ней Уайетт не испытывал. Его самого упразднили восемь финансовых лет назад.
– Я сделал то, что ты просила, – сказал он.
– Не совсем. Но почти.
– Мне пора возвращаться домой.
– Не хочешь задержаться, посмотреть, что произойдет? Видишь ли, Джонатан, если НРА выбросят из бюджета, ты тоже потеряешь деньги. Думаю, только я одна работаю на постоянной основе.
Неважно. Он выживет. Он всегда выживал.
Карбонель указала на его часы. «Ролекс сабмаринер».
– Нравятся они тебе?
Что в них может не нравиться? Позолоченные. С золотыми цифрами. Точность до десятой доли секунды, работают на почти вечной батарейке. Подарок себе, сделанный несколько лет назад после особенно выгодного задания.
Уайетт сурово уставился в ее темные глаза.
– Знаешь, как швейцарцы стали такими превосходными часовщиками? – спросила она.
Он ничего не ответил.
– В тысяча пятьсот сорок первом году Женева объявила ювелирное дело вне закона по религиозным причинам, и ювелиры были вынуждены осваивать новую профессию – изготовление часов. Со временем они добились высокого мастерства. В Первую мировую войну, когда заводы иностранных конкурентов были захвачены или разрушены, Швейцария преуспевала. Сейчас они производят половину наручных часов в мире. Женевское клеймо – золотой стандарт, по которому меряются все остальные.
– И что?
– Джонатан, мы уже не золотые стандарты чего бы то ни было.
Она впилась взглядом ему в глаза.
– Но у меня, как у тех швейцарских ювелиров, есть стратегия выхода.
– Желаю тебе удачи. Я вышел в тираж.
– Не хочешь больше вести игру с Малоуном?
Он пожал плечами.
– Раз его никто не застрелил, придется ждать следующего раза.
– Ты источник неприятностей и ничего больше. Так отзываются о тебе другие агентства.
– Однако же обращаются ко мне, когда припечет.
– Может быть, ты прав. Возвращайся во Флориду, Джонатан. Наслаждайся жизнью. Играй в гольф. Ходи на пляж. Оставь это дело взрослым.
Уайетт пропустил ее оскорбления мимо ушей. У него были ее деньги, была своя работа. Победа в словесной войне ничего не значила. Интересовало его лишь то, что за ними наблюдают. Он заметил этого человека в метро, а потом увидел его лицо на Юнион-сквер. Сейчас наблюдатель находился на другой стороне Бродвея, примерно в ста ярдах.
И был не таким уж ловким.
– Удачи, Андреа. Может, тебе повезет больше, чем мне.
Он оставил ее стоящей в дверном проеме и ни разу не оглянулся.
Метрах в двадцати из-за угла выехала машина и направилась прямо к нему.
Она остановилась, из нее вылезли двое.
– Будешь хорошим мальчиком, пойдешь спокойно? –
