target="_blank" rel="nofollow" href="#n4" type="note">4, но сознание Марийки противится, ей кажется, что она часть огромной коровы, которую гонят на восток. Злая морось; по той части коровы, которой является Марийка, погонщик нещадно хлещет плетью, и тело девочки содрогается от страха и боли. По корове, как шершни, ползают убогие земляные духи. Ноздри коровы, искалеченные щипцами, раздуваются, сбрасывая нескольких нечистых на землю. Но на короткой шее, вогнутой спине и тощем животе скотины злобных и счастливых духов превеликое множество. Луч ищет себе место; на коровий круп порой ложатся бледные пальцы согбенной и гордой Уснувшей Матери, но духи сразу облипают их, кусая благоухающий в эти минуты воздух.
Теплушка – теплое слово. Оно пахнет железом и кровью. Марийка не знает, что «tepluschka» от слова «тепло».
Девочка спит в вагоне, когда на одной из станций ее беременной матери становится совсем плохо – женщину неукротимо рвет, рвотные позывы выворачивают пустой желудок. Молодцеватый охранник вытаскивает ее на улицу. Крича о дочери, женщина падает к нему в ноги. Он откидывает ее от себя, не желая причинить боль, но не соизмеряет силы удара.
Вновь очутившись в промерзшем вагоне, мама, изо рта которой капает кровь, снимает с себя шаль и обвязывает дочку, как сноп: теперь одна шаль у девочки на голове, другая на теле. Стараясь не стонать, мать тихонько отползает от дочки, которая не плачет и не цепляется за нее руками. Люди как могут теснятся, пропуская женщину в угол теплушки, понимая, что та боится умереть на глазах у дочери. Марийка же словно тупеет, уже не соображая, что происходит вокруг. Сон – лекарство от голода. Веки девочки закрываются.
Когда она вновь открывает глаза, мамы уже нет.
Сознание Марийки на время проясняется. Вот сейчас, сейчас станет легче, сейчас все изменится… Девочка вспоминает, как этим летом отстала от родителей в Саратове и заметалась, испугавшись, на незнакомой городской площади, но тут отец и мать подошли и с разных сторон одновременно взяли ее за руки. Сейчас теплушка остановится, девочка выйдет, и ее встретит улыбающаяся мама, Марийка бросится к ней и увидит, что к ним спешит отец, а за ним и оба брата – Роберт и Андрей. Но вожделенное мгновение никак не наступает. Марийка силится изменить реальность, отталкивает воздух руками. Но воздух непроницаем. «Mudr! Mudr!»5 – истошно кричит девочка и замолкает, оглушенная.
Стук колес, резкий и мерный, будто вгрызается в голову. Девочке не хочется есть и спать. Марийке странно слышать от людей вокруг слово «Караганда». Она пробует его на язык – тот не слушается, перекатывая во рту непривычное слово. Слово горькое и грубое. Невкусное. Его хочется выплюнуть.
Движущимся то кажется, что охранники о них все же заботятся, то мнится, что это далеко не так. В вагоне уже не так тесно и еще холоднее. Едут только женщины и дети. Мертвых и полуживых выбрасывают на станциях, их безымянные тела кланяются промерзшей чужой земле, никнут, припадают к ней. Живые с эпическим терпением продолжают свое жалкое, вынужденное странствие. Уснувшая Матерь может помочь девочке только одним – взять ее к себе в сон. Марийка время от времени спит, ей снится большая крынка молока, из которой выпрыгивают на порог родительского дома две зеленые
Мама! Мама! (пер. с диалекта поволжских немцев).
