Он худо-бедно исполнял требуемое, неизменно находя возможность дать зрителю понимание наигранности происходящего. Шёпот Фёдора еле можно было расслышать. Нести чушь он не хотел. Зачем сообщать зрителю всю ту ерунду, о которой советские драматурги толком ничего не знали. Те писаки заражены общей идеей, не желая увидеть действительность собственными глазами. Что же, Фёдор тогда и будет говорить тихо. Как же к его выходкам относился режиссёр? Он бесился! Показывал, как надо играть простых людей. Впору оказывалось необходимым смеяться над его потугами. Настроившийся на зрелище, невзыскательный зритель мог и улыбнуться, тогда как серьёзный человек отнесётся к таким сценам со скепсисом. Вот и Фёдор держался, пока у него хватало сил.
Шукшин готовил бурю. Должна быть выездная проверка театров, вроде конкурса. К оной все начнут готовиться. Мудрено ли читателю узнать, каким образом артист Фёдор Грай поступит? Будто не хотел продолжать молчать, а на личном примере показать приезжим гостям собственное отношение к проблемам. С громким голосом он выйдет на сцену, подойдёт к человеку, исполняющему роль председателя, и вместо робкой покорности с заискивающим взглядом, обрушит груз скопившихся эмоций. Представление пойдёт не по сценарию, никто не окажется готовым к доминированию над Фёдором, взявшимся нести правду в массы. Наоборот, риторика тех дней требовала, чтобы развенчание социалистических достижений показывалось с истинной стороны, чтобы за словами об успехах открывалась истина. Правда ведь в том и заключалась, что об имеющем место быть не сообщалось: замалчивалось.
Не желал молчать Шукшин. Раз он писал рассказы, снова и снова затрагивая проблемы сельских жителей, значит к тому и стремился. Время Василию способствовало, иначе не знать читателю ни режиссёра, ни писателя, в качестве которых Шукшин состоялся. Когда-то фильм о проблемах общества в разрезе неурядиц жизни простых людей ценился на вес золота. Жаль, всё былое кануло в Лету, кроме людей, оставшихся прежними.
Воскресная тоска. Лёнька (1961)
Совсем ещё молодой автор, с едва окрепшим талантом беллетриста, Шукшин взялся рассуждать: для чего человек пишет? Может он знает нечто такое, о чём не знают другие? Или есть иная причина, побуждающая рассказывать о чём-то определённом? Об этом Василий размышлял в статье «Приглашение на два лица», позже публиковавшуюся под названием «Воскресная тоска». Но ладно другие… для чего Шукшин писал сам? Он был уверен, им рассказываемое – не есть данность многих, скорее свойственное сугубо ему одному. Верил Шукшин – никто другой не чувствует уединения с природой, которого он мог добиться. Именно об этом он думал, предложив статью для публикации в «Комсомольской правде».
Как нужно понимать уединения Шукшина? С природой ли? Или он подразумевал природную суть человека? Остановиться в суете жизни, поразмыслить о смысле бытия и представить на суд читателя таким, каким оно и должно
